чем в МиМ: там танцуют «чудовищную помесь — помесь вальса с казачком»; там «За ножками котлет свиных/компания ответственных». И в качестве морали стихотворения предложена надпись на дверях мужского туалета: «Хрен цена/вашему дому Герцена», согласие с которой выражает и автор:
«Обычно
заборные надписи плоски, но с этой — согласен!
В. Маяковский».
Дом Грибоедова описывается у Булгакова как специфически советское явление, пространство литературного официоза, особой касты «инженеров человеческих душ». Это мир строгой регламентированности «своего» — «чужого»: любая попытка вторгнуться в него вызывает дружную травлю чужака. Тема особого писательского мира отчетливо отражается именно в главе «Было дело в Грибоедове», где описаны «счастливцы», обладатели членского билета МАССОЛИТа, «коричневого, пахнущего дорогой кожей, с золотой широкой каймой», билета, обеспечивающего право входа в мир Дома Грибоедова. Членство в МАССОЛИТе, само по себе знак избранности и благонадежности, открывало и ряд привилегий (квартиры, дачи, машины), порой самых абсурдных — таких, как позволение посетить ресторан Дома Грибоедова в подштанниках или «с веником за пазухой» (562-6-3-7).
Бульварное кольцо —
ряд бульваров, опоясывающих центр Москвы. На месте бульваров в старину была кирпичная белая стена (Белый город), построенная для обороны города. Она была разрушена в 1760-1780-е гг.
хриплый рев полонеза из оперы «Евгений Онегин» <…> тяжелый бас пел о своей любви к Татьяне —
музыкальная тема чрезвычайно важна для Булгакова, который в юности даже намеревался стать оперным певцом. В виде названий отдельных произведений, мотивов, авторов музыка постоянно присутствует почти во всех его произведениях.
Гул золотых тарелок, который читатель «слышит» в сценах в Доме Грибоедова, в Варьете и на балу сатаны, естественным образом сближает эти три пространства по принципу «адского места». Так же повторяются джаз в Доме Грибоедова и на балу сатаны. Музыка подчеркивает заявленную Булгаковым связь мира истеблишмента советской литературы с инфернальным, дьявольским: один и тот же полонез звучит в эпизоде погони Ивана Бездомного за Воландом и открывает его бал.
Несколько героев МиМ носят «музыкальные» фамилии. Это руководитель психиатрической клиники, профессор Стравинский, однофамилец знаменитого баса Федора Стравинского (1843–1902, кстати, первого исполнителя партии Мефистофеля в России, указано С. Бобровым) и его сына, композитора Игоря Стравинского (1882–1971). Кроме того, это Римский, финансовый директор Варьете, «унаследовавший» первую часть фамилии Н.А. Римского-Корсакова (1844–1908), наконец, это Берлиоз, который носит имя французского композитора Гектора Берлиоза (1803–1869).
Образ Воланда сопровождает в романе музыка Шуберта, хотя в сцене погони звучит ария Гремина из оперы П. Чайковского «Евгений Онегин» (1878) — возможно, из-за того, что исполняется басом, самым низким мужским голосом, который в романе принадлежит дьяволу. Оркестр, исполняющий арию, назван «вездесущим», ибо московские квартиры были снабжены репродукторами, и любая радиопередача, таким образом, «неслась из всех окон, из всех дверей, из всех подворотен, с крыш и чердаков, из подвалов и дворов», как и «хриплый рев полонеза» из той же оперы Чайковского (на страницу раньше). Описанная Булгаковым деталь — достоверная черта быта 1930-х гг. Однако в ней можно усмотреть и отголосок юбилейного пушкинского года (столетие со дня гибели поэта), широко праздновавшегося страной.
Музыка Чайковского и образы, ею навеянные, встречаются и в других произведениях Булгакова («Белая гвардия», «Бег», «Записки покойника»). Вальс из «Евгения Онегина» исполняет в «Роковых яйцах» А. Рокк, а герою «Записок на манжетах» Маяковский представляется как буржуа, любитель оперы Чайковского на сюжет пушкинского романа в стихах. Наконец, в одном из вариантов МиМ редактор московского журнала, который впоследствии стал Берлиозом, носил фамилию Чайковский.
Глава 5. БЫЛО ДЕЛО В ГРИБОЕДОВЕ
чахлый сад —
в контексте романа эта деталь воспринимается как полемичная по отношению к известным своим оптимистическим пафосом строкам Маяковского: «Я знаю —/Город будет,/Я знаю — саду цвесть…» Вместо «города-сада» с его коннотациями с «райским садом» — выморочный, чахлый садик, в глубине которого располагается МАССОЛИТ. В московском сюжете, где на удивление много садов, сад выступает, в сущности, как символ потерянного рая, но с обратным знаком, символизируя временной надлом. В этом смысле надо особо выделить само название улицы, где происходит основное действие московской линии романа, — Садовая. Она лишена садов, что обнажает разрыв между названием и сутью явления. В названии улицы, окольцовывающей центр Москвы (Садовое кольцо), отражается сколок прежней «райской» жизни, не имеющей отношения к настоящему.
Рыбно-дачная секция —
наличие подобной секции в Доме Грибоедова подчеркивает нетворческий, неодухотворенный характер мира московских литераторов. Это мир самодовольный и фальшивый, мир попрания духа и стремления к материальным ценностям, борьбы за квартиры и дачи (в одной из редакций дачный поселок писателей носил красноречивое название Передракино), мир, где «не зреют» будущие авторы «Дон Кихота» или «Фауста». В этом мире известный поэт Рюхин исполняется «темной злобы» на Пушкина, памятник которому стоит в центре Москвы. В этом мире отменены понятия Бога и души, добродетели и вечной жизни. Соответственно и творчество не одухотворено светом «вечного». Здесь даже надписи на дверях, объявления, фамилии выдают антитворческий характер обитателей: «Рыбно-дачная секция», «Бильярдная», «Однодневная творческая путевка. Обращаться к М.В. Подложной» (один из примеров говорящей фамилии, дискредитирующей вывеску в целом), «Запись в очередь на бумагу у Поклевкиной». Ложный творческий характер писательского дома подчеркнут в конце романа тем, что в отличие от несгораемой рукописи мастера во время пожара горят «кипы бумаг» Дома Грибоедова.
«Нашпигованность» жизни Дома Грибоедова гастрономическими реалиями подчеркивает его гротескный, сниженный характер и оказывается одним из признаков утраты высших смыслов бытия и указателем сатанинского обличья нового привилегированного класса, охваченного стихией пошлости, лжи, зависти, безнравственности. Поворот ключевых (а соответственно и «служебных», подобных гастрономической) тем романа в плоскость изображения московского мира как обиталища сатанинских сил делает Булгакова художником русского Апокалипсиса (ср. минимализм «гастрономической» обрисовки пространства Иешуа и Мастера).
Перелыгино —
имеется в виду существующий и поныне подмосковный дачный писательский поселок Переделкино, задуманный М. Горьким и созданный по указанию Сталина (решение Политбюро ЦК ВКП(б) от 23 октября 1934 г.). Решение секретариата правления Союза советских писателей предусматривало передачу дач в бессрочное пользование следующим писателям: Афиногенову, Бахметьеву, Бабелю, Беспалову, Бергельсону, Веселому, Зазубрину, Инбер, Иванову Вс., Ильенкову, Леонову, Лидину, Ляшко, Лахути, Малышкину, Павленко, Пастернаку, Панферову, Пильняку, Сейфуллиной, Сельвинскому, Серафимовичу, Шагинян, Эренбургу, Эфросу и Ясенскому.
Переделкино в духе риторики того времени нередко именовалось подмосковной Швейцарией. Вначале поселок планировался как кооператив, было создано товарищество, насчитывавшее около ста писателей и журналистов, но затем собранные деньги вернули. «Строительство обошлось государству в полтора миллиона рублей» (Селиванова 1997). Дачи строились со всеми удобствами и обычно имели 5–6 комнат, холлы и веранды. Первые дачи в 1935 г. получили Вс. Иванов, К. Тренев, А. Малышкин,
