Эскина М.А. Мастера и Маргарита
В ОПРАВДАНИЕ СЕБЕ
Сама себе завидую: с какими людьми общалась, работала, дружила. С какими связана сейчас. Но раньше в голову не могло прийти, что решу написать книгу. Когда я училась в ГИТИСе, профессор Марков, прочитав однажды мой текст, заметил: «Знаешь, лучше устно высказывай свои мысли». До сих пор я следовала его совету. Отступаю от него впервые.
Все начиналось в больнице. Соседка по палате красавица Маргарита, телеведущая из Бишкека, расспрашивала меня о моей жизни. Потом стала записывать на диктофон. Спасибо, Маргоша! Тебя уже давно нет на этом свете, но я помню тебя.
Добрый друг, поэт Юрий Кушак, не отверг мои записи. Журналист Юлия Ларина помогла упорядочить обрывки воспоминаний. За что я им очень благодарна.
Эта книга о счастливых и трагических моментах моей жизни. А жизнь связана с Домом актера. Поэтому еще книга — об актерах, режиссерах, телеведущих, с которыми меня свела судьба. Я не пытаюсь оценивать их профессиональные качества — это сделают и без меня. Не сообщаю и подробностей их личной жизни, поскольку не терплю вторжения в нее.
Я часто помню не события и явления, а свои ощущения от них. Эти ощущения я и постараюсь передать в книге.
ПАПА
Я стала более-менее самостоятельной только за три года до папиной смерти, когда мне было уже хорошо за сорок. Папа серьезно заболел, и пришлось решать все вопросы самой. До этого я без него не могла ничего: надо детей пристроить в пионерлагерь — к папе, купить обновку — к папе.
Мне казалось, я знаю папу. Но после его смерти открылись совершенно новые факты.
До 1917 года папа учился в медицинском институте. Тогда были очень модны благотворительные студенческие вечера, на которых выступали знаменитые артисты и литераторы. Как самому красивому и обаятельному, папе доверяли приглашать на эти вечера знаменитостей. И те ему обычно не отказывали. Папа так увлекся новым делом, что проглядел Октябрьскую революцию, Правда, справедливости ради надо заметить: этому способствовало и состояние влюбленности, в котором он постоянно пребывал. Однажды я спросила папу, как большевики брали власть.
— Знаешь, Маргуля, — ответил он, — в тот день я ходил к Н., а жила она на окраине. Вечером мне сказали, что в центре Москвы стреляют…
Постепенно папа сам начал устраивать вечера и умудрялся приглашать людей такого масштаба, как Евгений Вахтангов и Анатолий Луначарский. Он с юности очень увлекался театром. Почти ежедневно ходил на спектакли. Многие, особенно мхатовские, видел десятки раз. Администраторы уже знали его в лицо и давали контрамарки.
В конце концов с четвертого курса медицинского он ушел и стал импресарио: возил по Союзу актеров, писателей, политических и общественных деятелей. Ездил с Пастернаком, Белым, Маяковским…
Успел поработать и в театре у Мейерхольда. Но там вышел небольшой скандальчик из-за женщин. Папа, очевидно, был влюблен в Бабанову, а Всеволод Эмильевич оказывал предпочтение Райх. И он обвинил папу в том, что тот организовывает аплодисменты Бабановой. Папа оскорбился и ушел из театра.
Он перезнакомился почти со всеми знаменитостями и сам стал уже известен. В 1936 году Всероссийское театральное общество, возглавляемое Александрой Александровной Яблочкиной, пригласило его, чтобы создать Дом актера. Он с огромным желанием взялся за это дело. Открытие состоялось 14 февраля 1937 года. С тех пор в течение 48 лет (с небольшим перерывом в первые годы войны) он был директором Дома актера.
* * *
В искусстве театра папа понимал далеко не все. Однажды мы с ним смотрели спектакль во МХАТе. Во время действия я вдруг услышала шепот: «Больше не могу. Я думал, это комедия». И, не выдержав, он ушел после первого акта.
В театре он был не профессионалом, а зрителем. Причем нередко зрителем очень усталым.
Однако интуитивно чувствовал многое. Выводил на сцену Дома актера никому не известных талантливых артистов, представляя их театральному миру.
Он любил театр, закулисье, горячий возбуждающий воздух премьер. Но знал и оборотную сторону актерской жизни: интриги и зависть, работа на разрыв в нескольких местах одних актеров и трагедия незанятости и неуспеха других, публичная востребованность и катастрофическое одиночество. Он глубоко сочувствовал актерам и помогал им. Ради них готов был на все. Мог в 6 часов утра мчаться во Внуково, чтобы встретить гостя из Грузии, объехать полгорода в поисках фруктов, которые любила заболевшая Марецкая…
Сергей Юрский рассказывал, как он и его коллега, еще совсем молодые, отправились из Ленинграда в Москву, чтобы выступить в Доме актера. В поезде почти всю ночь прокутили. Утром, подъезжая к столице, увидели идущего по перрону с букетом цветов Эскина, Начали гадать, кого он встречает — в Ленинграде известных людей у поезда не заметили. Когда же стало ясно, что встречают их — молодых, утомленных кутежом, — Юрский, по его словам, впервые ощутил, что значит профессия актера.
Папе было свойственно благоговение перед актерами (чего, к сожалению, лишена я). Казалось бы, он общался с ними ежедневно на протяжении многих лет и тем не менее с такой радостью и гордостью порой сообщал: «Знаешь, Маргуля, мне сегодня звонил Станицын!»
Помню, папа говорил по телефону одной актрисе: «Смотрел вчера спектакль. Потрясен! Вы так никогда не играли!» А я знаю, что в театр он вчера не ходил. Иногда он немного привирал, чтобы выразить на самом деле искренние восхищение и любовь.
Недавно в одном из журналов в очерке о Рине Зеленой я прочитала историю, которую тоже знала. История очень характеризует папу. Рина Зеленая всем рассказывала: «Я стала такой знаменитой, что Эскин мне сказал: „Конечно, ваша панихида будет в Доме актера“». Они с папой были в очень хороших отношениях (мы даже приходили к ней домой, и она подарила мне фарфоровую кукольную посуду — королевский подарок по тем временам). И вот Рина Зеленая эту историю про панихиду рассказывала как анекдот, и все всегда хохотали. Но однажды она ее пересказала в присутствии директора ЦДРИ Бориса Михайловича Филиппова. Надо заметить, что ревность
