что таблоидовы отморозки хотят меня завалить по-тихому…
— Господи… Иди в полицию…
— Нет. Это голяк… Полицаям плевать на таких как мы. Подождут мокруху, а потом закроют как глухарь. Никто не будет вникать в тонкости.
Мне не хватает дыхания, операционная, кажется, уменьшается в размерах и давит на меня со всех сторон.
— Ты бросаешь меня со всем эти дерьмом?! Я ненавижу тебя… Ты просто сволочь, — выпаливаю я автоматной очередью, слабо понимая как могут ранить мои слова, в этот момент мне плевать.
— Ты любишь меня… Я это знаю, чувствую, — он берёт мои ладони в свои руки, и тянет меня к себе. — Но его ты любишь больше, и так будет всегда, — сколько горечи и боли в этих словах. — Но я не буду номером вторым, это не про меня…
— Я знаю…
— Вызови мне такси до автовокзала, — просит он, лицо его становится жёстким и непроницаемым.
— Господи! Ты едешь прямо сейчас?!
— Да, пока шавки Таблоида зализывают его кровоточащее очко, и ещё не кинулись на поиски меня.
— Но вещи… Не знаю, деньги, — у меня в голове не укладывается всё происходящее.
— Вещи мне не нужны… А денег у меня жопой жуй… За этот бой я срезал хороший куш. Орги потом сделают мне перевод в крипте…
— Макар… Как же так?
— Ну что? Не раскисай… Так будет лучше для всех.
Он сидит на операционном столе, и смотрит мне в глаза, так и держа мою ладонь своими горячими разбитыми пальцами. Подхожу к нему ближе, и обнимаю, запускаю пальцы в его волосы, как давно я хотела это сделать. Вдыхаю его запах, чувствую его сердцебиение своей грудной клеткой. Он зарывается носом в мои волосы, и тоже делает вдох, мы дышим друг другом и не можем надышаться. Прижимает меня к себе так крепко, будто стараясь смешать наши молекулы, прорасти сквозь меня, как кристалл. Его лицо немного отстраняется, наше дыхание смешивается, глаза смотрят в глаза, не отрываясь. И в этот момент не нужно ничего говорить…
Его большой палец касается моих губ, опаляя кожу. Делаю выдох, он тут же втягивает воздух из моих лёгких, и запечатывает рот поцелуем. Это похоже на цунами, волну разрушительной силы, сметающую всё вокруг, прошлое, будущее, все планы. Чистая природная мощь, растворяющая всё сущее в мутном бурлящем потоке, которому не видно конца. Наши языки жадно лижут друг друга, зубы впиваются в губы до крови, до боли. Стоны заполняют пространство кабинета, это похоже на плач, на волчий вой по утраченному навсегда члену стаи. В этом поцелуе вся боль невыплаканных слёз, вся сладость томления, вся горечь несказанных слов и отчаяние от того, нам не суждено случиться. К ни го ед. нет
Макар с болезненным стоном отталкивает меня, словно отрывая от себя прямо с кожей.
— Я пошёл, — мрачно бросает он.
— А такси? — робко спрашиваю я.
— Дойду пешком. Мне надо проветрить мозги.
Он отодвигает меня в сторону, спрыгивает на пол, и идёт к выходу.
— Давай я подвезу тебя!
— Нет! — рявкает он в ответ, и исчезает за дверью.
Я остаюсь одна в холодном свете хирургической лампы.
…
Как только Макар вышел за дверь, для меня будто поднялся занавес, и взору открылась отвратительная сцена реальности. Вот она я в центре — главная героиня, освещённая ярким белым софитом. Дальше сюжет стремительно закручивается, и из положительного персонажа я, вдруг, превращаюсь в лживую интриганку, слабую на передок. Эта гиена в овечьей шкуре содрала денег с бывшего, чтобы починить нынешнего. Она просто не смогла смириться с его несовершенством. Эта стерва соблазнила брата своего парня, морочила ему голову, пока он не влип в историю с этой малолеткой. Даже собаку она не смогла сберечь, пёс не продержался и двух недель без своего хозяина. И вот она я, стою посреди сцены, запятнанная кровью, насквозь фальшивая изменщица и обманщица.
Слышна барабанная дробь, что-то меняется на сцене, включаются яркие прожекторы, время выхода на сцену прозревшего парня. Вот он выходит, на глазах девственно-белая тряпица. Он улыбается в предвкушении, что увидит свою дорогую возлюбленную. Его рука тянется к повязке, и медленно стягивает ткань. Он щурится от яркого света, но, вот, зрение возвращается к нему, и что же он видит?
…
Звон металла от удара об плитку пола приводит меня в чувство. Виденье театра одной актрисы растворяется в реальности. Лоток с окровавленной ватой и обрезками ниток упал на пол, задетый моей рукой.
"Надо навести порядок, и поскорее уходить…"
Прибравшись в операционной, и сложив мусор в пакет, я оглядываюсь вокруг, не пропустила ли чего. В воздухе ещё висит солоноватый запах его крови, смешанный с антисептиком. Эти бытовые действия немного отвлекают от мрачных мыслей.
Тело бьёт мелкая дрожь, пока я иду к выходу, стараясь всё сделать правильно, и не выдать себя. Закрываю клинику и иду к машине. Мысль о том, что в пакете лежит вата, пропитанная кровью человека, которому я была готова отдаться, всего лишь пятнадцать минут назад, обжигает нутро как уксусная кислота.
Вязкая влага на трусиках — молчаливое свидетельство моей несостоявшейся неверности.
"Только благодаря ему, ничего не произошло… Кто ты такая вообще? Кто ты мать твою?"
Осознание правды словно обдаёт меня кипятком с головы до ног.
"Но это и есть я!!! Это мать вашу, и есть я, настоящая!!!"
Тот образ, который лепился с малых лет сейчас слезал с меня, как засохший кокон с новорождённой бабочки. Но миру явилось отнюдь не яркое трепетное создание. Медленно и робко расправила свои отвратительные коричнево-жёлтые крылья бабочка бражник. Вот они трепещут, и раскрываются полностью, обнажая странный пугающий узор на спинке — мёртвую голову.
"Сколько лет я жила не своей жизнью? Не рисковала, не делала того чего хотела, не любила по-настоящему… Я постоянно старалась подстроиться, угодить, войти в положение… Холила свой образ святоши… Но я не такая!"
Дрожащей рукой завожу автомобиль, и выжимаю педаль газа с сумасшедшей идеей.
"Я расскажу Матвею всю правду… Всю… Пусть он знает, кто я такая на самом деле… И если он не захочет быть со мной, я приму это с достоинством".
По дороге домой я проезжаю тату-салон, надпись на двери говорит о том, что там открыто. Шальная мысль посещает твою голову. Резко сворачиваю, получая вдогонку разъярённые сигналы, но теперь мне плевать. В этот вечер на моём теле появилась первая татуировка.
Ложусь спать впервые за много лет без чувства тревоги и мыслей, что сделала что-то неправильно. Место тату на коже печёт, но эта боль даже
