— Надо бы развести огонь, — невнятно пробормотал шкипер. — Так и замерзнуть немудрено!
Капканщик извлек из-за пазухи нож и принялся за работу. Спустя час на крохотной полянке в глубине леса уже полыхал небольшой костерок, а путники заканчивали возведение крытого лапником шалаша. Оба согрелись, от одежды валил пар.
— Давненько я не ночевал в лесу! — весело приговаривал Куяница. — Эх, сейчас бы кружечку горячего глинтвейна да ломоть жареной оленины!
— С едой у нас негусто. Несколько размокших галет, вот и все. Завтра, ежели повезет, подстрелим какого-нибудь зверя либо птицу… От, невезение!
— Что?! — удивился шкипер.
— Снег повалил, — Атаназиус мрачно уставился на ладонь, где крупная снежинка превращалась в каплю воды.
— Проклятье! К утру здесь наметет непролазных сугробов… — Куяница растерянно огляделся по сторонам.
— Ладно, с этим мы все рано ничего не поделаем — а в шалаше будет даже теплей. Ты умеешь мастерить снегоступы?
— Завтра поутру будешь вспоминать лесную науку — и меня заодно научишь. До границы миль тридцать-сорок, и все это расстояние нам придется проделать на своих двоих по заснеженному лесу. Постараемся выжить, компаньон… А густой снег все продолжал падать — мягко и неумолимо. Поднималась метель.
ГЛАВА 6
Тонкие пальцы Петрония нежно касались клавиш, извлекая из дешевенького пианино чудесную мелодию. Одетая в вечернее платье Мельдана, опершись о спинку его стула, с томным видом обоняла увядшую белую розу. В таком виде застали свое начальство эпигоны, явившись на зов. Гармодий удивленно вскинул брови: тусклая внешность Властительницы, ее плоская грудь и мышиного цвета волосы превращали всю авансцену в некую злую пародию, так что по спине невольно пробегали мурашки.
— Ну-с, дамы и господа, — усмехнулась Мельдана; похоже, она до мелочей рассчитала эффект. — Представление начинается! Шарлемань и девчонка Квантикки здесь, в Шехандиаде — по меньшей мере, вторую неделю. Сегодня ночью мы пустим Тварь по их следу; и с этой минуты вам предоставляется возможность самостоятельных действий. После возвращения на родину те из вас, что останутся в живых, станут полноправными Властителями Младшего круга. Напоминаю, задание должно быть выполнено любой ценой, в случае неудачи я не потерплю никаких оправданий. А теперь прошу всех присутствующих сдать мне свои медальоны.
Эпигоны неторопливо зашевелились. Предоставлять Властительнице гарант собственной верности никому не хотелось. Мельдана ждала, насмешливо кривя губы. Виндарий незаметно подтолкнул локтем Гармодия и указал взглядом на одного из сотоварищей, высокого белокурого юношу с правильными чертами лица и холодными голубыми глазами. Тот отдал требуемое одним из первых — и теперь с высокомерным видом посматривал на замешкавшихся. Мельдана подняла медальоны над головой и легонько встряхнула. Раздался тонкий стеклянный перезвон.
— Никто не хочет что-нибудь сказать, может быть, признаться в чем-либо предосудительном… Нет? Ну ладно… Петроний, приступайте.
Властитель, на минуту оторвавшись от клавиш, засветил лампу Тролле. Эпигоны непонимающе переглядывались меж собой. Мельдана сосредоточилась, и плоские, сердцевидной формы кристаллы озарились теплым мерцанием — все, кроме одного. Лицо блондина вдруг залила меловая бледность — это было заметно даже в неестественном сиянии некросвета. Мельдана, слегка улыбаясь, поднесла темный медальон к глазам и прочла выгравированное на нем имя.
— Господин Неверель, так-так-так… Какая замечательная подделка! Даже кровь внутри настоящая, насколько я могу судить… Вот только не ваша.
Взгляд эпигона остекленел; капелька пота выползла из-под белокурой челки и медленно заскользила по лбу, оставляя за собой блестящую дорожку. Вокруг Невереля тотчас образовалось пустое пространство: остальные расступились, с интересом взирая на происходящее.
— Мне бы хотелось увидеть подлинный медальон; полагаю, он у вас где-то поблизости… Ну?
Неверель каким-то деревянным движением сунул руку за пазуху и протянул Властительнице кристалл.
— Да, на этот раз настоящий… — Мельдана шагнула к столу, покачала кулон на цепочке и поднесла его к пламени свечи. Блондин судорожно втянул воздух сквозь сжатые зубы; по лицу его градом катился пот. Властительница убрала кристалл, с легкой улыбкой наблюдая за эпигоном.
— Напомните мне первый принцип Власти, Неверель.
— Пос-слушание и кх-хонтроль… — просипел тот; юношу била частая дрожь.
— А как вы думаете, что обеспечивает неукоснительное соблюдение этих положений? — Медальон вновь на несколько мгновений окунулся в огонь. Неверель стал задыхаться; лицо его налилось кровью, глаза полезли из орбит.
— Забыли? Я напомню: неотвратимость возмездия; причем наказание всегда соответствует тяжести проступка… Ну и последний вопрос: какое наказание полагается за государственную измену?
— Я… Не… Изменя-я-а-ал…
— Сокрытие эпигоном медальона верности трактуется как попытка измены и приравнивается к тягчайшим государственным преступлениям! — бодро отбарабанил Петроний, наигрывая вальс. — Наказание — смерть…
— Приговор окончательный и обжалованию не подлежит, — подвела итог Мельдана; рыжеватый язычок пламени принялся лизать кристалл.
Юношу захлестнула храбрость отчаяния, он явил Власть — но Петроний и Мельдана с легкостью припечатали эту попытку. Блондин рухнул на колени. Из прокушенной губы по подбородку бежал ручеек крови; скрюченные пальцы раздирали рубаху на груди. Темно-багровый лик исказился в беззвучном вопле. Сейчас Неверель уже ничем не напоминал того лощеного красавчика, каким был всего минуту назад. Тут послышался легкий хруст — и медальон треснул. Осколок закопченного хрусталя звякнул о бронзу подсвечника, и в тот же миг тело эпигона расслабилось и мягко завалилось на бок.
— Дамы и господа, на этом показательную экзекуцию разрешите считать завершенной.
— И что теперь прикажете делать с трупом? — задумчиво спросил Петроний, закрывая крышку пианино.
— Хм… Кажется, вы сетовали на недостаток свежей органики в рационе Твари?
— О! Что ж, это весьма… Остроумно.
На землю спустились ранние осенние сумерки; потихоньку начинало темнеть. Кларисса забралась на подоконник, прижалась лбом к холодному стеклу. Снаружи моросил дождь. Госпожа Эвельгарт с волшебником отправились в оперу и обещали вернуться поздно. Тихая тоска беспричинно грызла девочку весь день, должно быть, из-за погоды — низкие тучи словно приплюснули столичные здания, враз лишив воздушной легкости каменные кружева Шехандиады.
Кларисса закрыла глаза. Маленькая фея, чуть слышно шурша стрекозиными крыльями, спланировала ей на плечо. «Отчего ты такая грустная?» — «Не знаю… Они нравятся мне, и Шарлемань, и Нэлтье — хотя с ними порой бывает страшновато. Но все равно я чувствую себя одинокой. Как будто внутри пустота, понимаешь?» — «Конечно, понимаю, — отвечала Цецилия. — Но когда ты являешь Власть, то сразу же забываешь об этом, верно? В тебе словно просыпается маленький бесенок. Теперь, когда эти синие лучи не кажутся такими жуткими, волшебство начинает доставлять тебе удовольствие». — «Да, наверное, ты права… Первый раз я почувствовала это, когда мы втроем летали над крышами. Представляешь — словно птицы!» — «Хорошие девочки не летают, — назидательно сообщила Цецилия, поправляя крылышки. — Ты ведь и сама понимаешь, что это неправильно». — «Ну и пусть! Меня чуть не убили, когда я была хорошей, мне сломали руку, я глотала объедки… Может, надо для разнообразия немножко побыть плохой? Ну хоть чуть-чуть… Шарлемань вообще говорит, что делить людей на хороших и плохих глупо, бывают лишь сильные и слабые». — «Если будешь так думать, то не попадешь в рай», — нахмурилась фея. «А вот госпожа Эвельгарт сказала, что хороших девочек пускают в рай, а плохих — куда угодно, — парировала Кларисса. — Правда, наверное, она так пошутила — они с Шарлеманем долго смеялись потом. Нэлтье вообще очень веселая».
