Я поняла, что все эти несколько мгновений, что раздумывал Макс, сидела практически не дыша. Втянув носом воздух, я едва сдержала обиду. Та огнем поднялась из сердца и подкатила к горлу горьким комом.
— А как насчет моих желаний? — выплюнула я. — Вы обо мне подумали?
Макс вздрогнул, как от удара. На секунду я увидела в его взгляде смятение и раскаяние. Что ж, это прям-таки что-то новенькое!
— Хорошо, — пробормотал Макс и, взяв со стола нож для бумаги, протянул его мне. — Давайте попробуем поговорить с настоящей Вероникой.
Я с подозрением воззрилась на нож.
— А это зачем? Меня не мучают суицидальные мысли, простите.
— Мне нужна ваша кровь, — терпеливо пояснил Макс. — Буквально пара капель.
В этот момент я все еще боролась с обидой, поэтому без лишних слов протянула ладонь. Острое лезвие быстро коснулось кожи, на ней выступила кровь. Я поморщилась, но не ойкнула. Макс осторожно собрал несколько капель в чашу, которую достал из шкафа, а затем бережно перебинтовал мне руку. Каждое его прикосновение отзывалось в душе болью. Что бы я ни говорила Саймону, мне нравился Макс. Черт, да я была в него влюблена, как кошка! И до последнего во мне жила надежда, что мои чувства взаимны.
Как говорится, бойтесь ваших желаний! Женская интуиция мне подсказывала, что чувства как раз взаимны, вот только этот факт никак не повлияет ни на самого Макса, ни на наши отношения с ним.
Задумавшись, я не заметила, что именно сделал Макс. Кажется, смешал содержимое нескольких пузырьков в чаше, добавил туда мою кровь и негромко зачитал что-то совершенно непроизносимое. Между делом Макс бросил:
— У вас получилось сварить любовное зелье?
— Увы, нет.
Он кивнул, но без особого сожаления. Как мне показалось, даже с облегчением.
Из чаши поднялся голубоватый пар. Он окутал висящее на стене зеркало, а стоило пару осесть на прозрачной поверхности крошечными капельками воды, как из зеркальной глади на меня взглянула… я сама!
Я вскочила на ноги и в то же мгновение оказалась у стены.
— Вероника! — заорала я. — Вероника!
— Она вас прекрасно слышит, — кашлянув, заметил Макс. — Зеркала — отличный способ общения между мирами. Он создан достаточно давно, поэтому все продумано до мелочей.
Эх, если бы я знала раньше!
«Ты думаешь, это бы что-то изменило?»
Я различила нотки страха в голосе Саймона. Мы с ним говорили о моем возвращении домой, и он пообещал отправиться со мной, но я знала, что ему эта идея не кажется такой уж привлекательной. В конце концов, в моем мире он мог стать бессловесной зверушкой. Я не знала, как поведет себя ведьмовской дар дома. Ведь много лет я жила, даже не подозревая о своей силе.
Сложно сказать, Саймон. Меня не покидает мысль, что будь у меня возможность связаться с Вероникой, я бы уговорила ее поменяться местами обратно.
И снова я уловила грусть, исходящую от фамильяра.
Да черт! Не могу же я разорваться.
— Ника? — удивилась та, кто ловко обвела меня вокруг пальца. — Как ты… А! Лорд Кроуфорд, добрый день!
Последние слова Вероника произнесла уже тише и с заметным волнением. Ее (то есть мое!) лицо побледнело. Макс сдержанно кивнул, но губ не разомкнул. Он изучал девушку в зеркале, словно коршун, кружащий вокруг жертвы.
Мне же было дико непривычно наблюдать за собой, будто речь шла о ком-то другом. С одной стороны, я прожила со своей внешностью много лет и, видя в отражении себя, не могла избавиться от ощущения сюрреализма происходящего. С другой… Я уже привыкла к тому, как выгляжу в этом мире. То есть не я, конечно, а… Тьфу! Слишком сложно.
— Вероника! — строго позвала я и, не тратя время на реверансы, перешла к сути. — Верни мне мою жизнь! Ты в финале, отбор почти выигран и…
— Не интересует! — отрезала Вероника.
Я споткнулась на полуслове и замерла, как актер, забывший собственную реплику.
— В смысле?! Ты обещала мне!
Вероника поморщилась, с опаской покосилась на Макса и затараторила:
— Считай, наша сделка аннулирована. Ты абсолютно свободна. Можешь участвовать в отборе и стать королевой или отказаться от этой роли. Возвращайся в поместье родителей, выходи замуж. Живи, как сочтешь нужным!
Я едва не захлебнулась от возмущения. Огонь в камине за моей спиной опасливо зашипел.
— Щедрое предложение, — мрачно протянула я. — А почему ты сама не хочешь вернуться и жить так, как сочтешь нужным?
Макс, до этого момента молча наблюдавший за нашим диалогом, негромко проговорил:
— Подозреваю, леди Морган понравился ваш мир. Кажется, в нем она увидела для себя куда больше перспектив, чем дома.
— Ты же хотела стать королевой! — напомнила я. — Какие перспективы в моем мире показались тебе более впечатляющими?!
Если она скажет что-нибудь о карьере суперзвезды, я ее покусаю. Прямо через зеркало.
— Быть собой! — закричала вдруг Вероника, на глазах теряя всю свою спесь. Между делом, я мысленно отметила, что высокомерие мне не идет. — Знаешь, твои родители столько для меня сделали! Они… они буквально вытаскивают по крупинкам наружу все мои страхи, детские травмы… Боги, почему у тебя такие замечательные родители? Они раскусили меня в первый же вечер!
Я едва не упала там, где стояла.
— Они поняли, что ты — не я?
Вероника кивнула.
— Да, почти сразу же. Спорим, что моя маман даже не догадалась о подмене?
В ее интонациях прорезалась обида.
Я покосилась сначала на Саймона, затем — на Макса. Встречаться взглядом с самой Вероникой мне не хотелось.
— Ну-у-у, как бы…
— Так и знала!
Вероника раздула от гнева ноздри, но я лишь отмахнулась. Нет у меня времени на детскую истерику!
— Что ты сказала моим родителям? Как объяснила мое исчезновение? Они сильно волновались?
Я буквально забросала Веронику вопросами, которые прокручивала в голове столько времени.
— Я поведала им правду. Ну, почти. Признаться, я солгала им только в одном: сказала, что ты не хочешь возвращаться домой.
— Вот мерзавка! — не выдержала я. — Они подумали, что я их бросила!
В зеркале раздался странный шелест, а затем — до боли знакомый голос мамы:
— Вероника, дорогая, ты дома?
— Все, не могу больше говорить, — торопливо проговорила та и крикнула в сторону. — Да, я уже иду!
— Стой-стой-стой! — закричала я, припав к зеркалу.
Но было уже поздно. Изображение Вероники и моей спальни за ее плечом растаяло. На его месте я увидела собственное раздосадованное лицо.
