- Я виноват, да? Сбил тебя тогда с панталыку.
- Не выдумывай. Я любила его и сама так считала, ты просто озвучил. А если бы это я… и он бросил меня, как некоторые бросают, к примеру, калек? Тогда все было правильно. Но и ты виноват – вы не научили нас прощать предательство. Не мешал бы ты ему сейчас, а то еще и назло тебе все делает.
- Там двое детей, и я всегда говорил, что добра не будет, – прогудел он и отвернулся понуро.
- С моей профессией ты смирился, потому что я из штанов выпрыгивала, делая из дома картинку. Чтобы доказать тебе и я доказала. Ты увидел, что от моей работы…
- … польза и толк есть. А он от семьи к упырям ушел – к пьяницам и бандюкам.
- Ну, ты, как маленький, батя… он своих детей от них защищает. Почему не он, а кто-то другой должен? А что их так обозвали, так твой сын хуже от этого не стал. Тебе обидно за династию, я понимаю – академическая семья, история, которой можно гордиться, степени, награды, звания… Но мне нравится строить, а он чувствует себя нужным там. Внуки, может, займутся твоим делом.
- Э-э… нет – Боровичок уже домики рисует, - усмехнулся батя, - кто отцом будет? – прозвучал вопрос в лоб.
- Вообще еще не факт… Коля поспешил обрадовать. Давай позже поговорим, - занервничала я.
- Не помнишь, с кем спала?
- Я не спала, батя, это называется иначе. Я потом обязательно вас познакомлю.
«Во благо» я уже брехала легко, как собака под забором. Понятно, что любая ложь все равно потом вылезет боком, но сейчас иначе – никак.
- Не дави, пожалуйста, на Колю. Пускай решает сам.
- Делайте, что хотите. Вот свой появится, тогда и поймешь. Тяжко, Алена, когда кругом такое…, а еще и в твоей семье, - встал он и ушел в дом. Наверное, сразу в свою комнату, чтобы никого из нас сейчас не видеть.
Коля, который стоял у входной двери и ожидал окончания нашего разговора, посторонился, пропуская его, и неспешно подошел ко мне, присел рядом.
- Вот ты… - турнула я брата в плечо, - язык, что помело. И звать тебя – полицай.
- Пунктик у нас тут... Та он вообще уже… чтобы долгожданному внуку от дочки не порадоваться?
- Коля, я никому не говорила, только один батя и знал – Олег не может иметь детей.
Сегодняшний день был днем сюрпризов, откровений и неожиданных признаний. А мне еще предстояло рассказывать про Ваню. За бабаню я была спокойна – та просто интеллигентно промолчит, если что, а Колька обязательно психанет. Почему – пока не знаю, просто знаю его – вначале взорвется, и только потом… возможно…
- Ого! – нервно подорвался он со скамьи и прошелся по дорожке, - понятно тогда, чего он взбесился. А чей тогда пацан?
- Об этом я и хотела рассказать вам с бабаней.
- А старикам, значит…?
- Ой, - поежилась я, - лучше пока не надо.
На речку мы не пошли – наша старушка, выпив рюмочку вина за праздничным столом, проспала до самого вечера. Беседовать в саду, когда в наступающей вечерней тишине разговор разносится особенно звучно, не хотелось. Не хотелось, чтобы услышали любопытные соседи, и чтобы родители подумали, что таимся от них, умолкая. Когда бабаня проснулась, я подхватила поднос с едой для нее, и мы с братом пошли к ней. Поднимались по светлым дубовым ступеням, удобным и эргономичным, вдыхали теплый дух деревянного дома.
- Коль, пора ее вниз селить. Понятно, раньше – чтобы двигалась, а сейчас когда вышла бы в сад сама, посидела…
- Ей только недавно так стало, и посевная была. Давай мы с тобой и займемся, старики никогда не соберутся.
- Ну что, Прасковья Гавриловна? Готова ужинать? Разговор есть, бабань, - поумерила я браваду под ее взглядом. Она напряженно щурилась под очками и дело было не в диоптриях. Пока еще она видела – размыто и нечетко, но видела.
- Да я так и поняла, - присела она на уже застеленной кровати.
Я рассказала… Как и ожидалось, Колька вскочил, забегал и пообещал с корнем оторвать яйца всем бессовестным мразям, а непроходимым дурам прочистить мозги ершиком… и еще много всякого. Мы терпеливо наблюдали, как, размахивая руками, он мечется по комнате с выражением бессильной муки на лице.
- Закатаю на зону или сам прикопаю в тенечке, – выдохшись, завершил он гневную тираду.
- И кого же это? – невинно поинтересовалась Прасковья Гавриловна.
- Бабаня, молчи! Ты не знаешь… все эти поисковики, ролевики, остолопы с деньгами и всякая мразь без краев… Народ понятие потерял – что можно, а за что убивать надо. Тебя развели, как… как…
- Коля, остынь, - поняла я, наконец, природу его злости, - все не так. Я вам только вкратце... а сейчас разъясняю подробно – там был настоящий танк, того еще времени – легкий Т-60.
- Я! Я в них ни … не разбираюсь! – взвился опять брат.
- Коля, да сядь ты уже! Просто сядь и выслушай. Я тоже не разбиралась. У Т-60 корпус особой формы – будто зализанный. Я пересмотрела кучу снимков и узнала его по этому, слитому назад корпусу… башня крохотная – выпуск сорок четвертого. Их использовали в разведке и как тягачи для пушек самого большого калибра. Ну, это не так важно… Ваня - это не розыгрыш, у него ожоги. Мы с ним… я в бане его мыла – он горел в танке и весь левый бок, предплечье у него в ожоговых шрамах – свежих, не таких давних. И след от сквозного пулевого ранения в грудь. Он самый настоящий, и Мария Львовна никого не обманывала, ни в каком розыгрыше не участвовала.
- И поисковики – хорошие люди, - поддержала меня бабаня, - на том месте, где поставили новое зернохранилище, раньше жила Прониха – вы ее не помните, наверное. Еще двадцать лет назад нашли где-то на Украине косточки ее жениха, она съездила за ними, привезла сюда и похоронила, а через месяц и сама рядом легла. Замужем не была, и никого у нее не было – так девкой и прожила. Не то, чтобы ждала всю жизнь…, давно стало ясно, что в живых его нет. Просто никого другого не хотела. Так что поисковиков не хай, - спокойно подытожила она.
- Так немыслимо же! - отвернулся брат к окну, подошел и стал возле него: - Что ты тогда хотела в Боковской? Взглянуть на его внуков, сходить на могилку жены, которая ждала его с войны?
- Коля… заткнись, а то я сейчас соберусь и уеду. У меня больше нет никого, кроме вас – но я и сама все выясню и узнаю. Даже если она ждала, то он не знал об этом, сказал – отреклась и я ему верю.
- Та…!
- Та да – голодный до секса мужик просто врет, как сивый мерин, чтоб ему дали. А я так вообще – шла просто выдоить его, прости меня, бабаня, за такую правду. Кто из нас виноватее? Ты мне сейчас батю напоминаешь, ну – один в один.
- А чего ты тогда за ним сейчас…?
- А это уже потом случилось, Коля, - не стала я объяснять. Не делиться же с ним самым сокровенным? Не понимает – и не нужно. Мужики, они вообще – толстокожие и твердолобые. А женщина меня поймет.
