наши дни
Наутро Федор притащился в редакцию в отвратительном настроении. На лице красовалась большая ссадина после общения с Гиви.
– Наверное, вчера что-то бурно отмечал? – Константин Полевой взглянул на Федора с любопытством и с сочувствием. – Ну чо, Фед, нарыл чо-нибудь? – лениво поинтересовался он. Федя в изумлении уставился на коллегу. Во внешности Костика произошли радиальные перемены. Спортивный обозреватель Полевой сменил неизменную красную бандану на темно-синюю, надел толстовку желтого цвета и, не желая того, превратился из дятла в огромную птицу-синицу.
«Да уж, эту гигантскую «птичку» в клетку не засадишь, – подумал Федя, – на работе появляется всего-то на пару часов – чтобы начальству на глаза показаться, в секретариат зайти да в буфете с коллегами покалякать. В остальное время – голы, очки, секунды. Красота! Никакого риска вылететь с работы за несогласованную позицию, как у политических обозревателей, никакой опасности для жизни, как у журналистов-расследователей. Сплошной драйв и кураж. Знай себе клепай за компьютером заголовки: ««Астон Вилла» «Спартак» не остановила» или «Горячий лед фигуристов».
Врать о расследовании не имело смысла. Все равно все всё скоро узнают. Редакция – как кухня большой коммуналки. Ничего ни от кого не утаишь, по-любому шептаться в коридорах будут.
Федор хмуро взглянул на Костика и неохотно признался:
– Нарыть-то нарыл, только вот толку… С таким «фактчекингом» только в стенгазету заметки кропать.
Федор говорил правду. Документов, подтверждавших его гипотезу о судьбе «денег партии», для журналистского расследования было явно недостаточно. Договор Ивана Кузнецова с компанией Куропаткина, заключенный в середине девяностых, даже если Федор снабдит его своими комментами, Аккуратов не напечатает. Не хватает главных звеньев. Если дальше копать в этом направлении, Гиви может снова встретить его «на узкой дорожке», и тогда… О том, что случится тогда, думать не хотелось…
Молчание Федора нарушила Даша. Она выглянула из своей «конуры» и сообщила:
– Ленка звонила, спрашивала, как ты. Она очень ждет твой текст с именами тех, кто заказал Макса. Надеется, что они в конце концов будут наказаны. Или для начала хотя бы названы. Иначе, говорит, не понимает, как жить дальше… Малыш, конечно, отвлекает от мрачных мыслей, но, когда он спит, Ленке становится очень и очень плохо. Боюсь, как бы суицидом ее депрессуха не закончилась.
Даша уставилась на Федора светло-злеными глазищами, полными слез и похожими на огромные ягоды крыжовника.
– Мне пока нечего сказать ей, Даша, – вздохнул Федор. – могу только повторить, что не отказываюсь от своих слов. Но еще нужны, блин, время и поддержка силовиков, которой у меня, если сказать правду, нет.
– Федя, зайди! – коротко потребовал по телефону Главный. По его тону Федор понял, что разговор будет не из приятных.
– Звонили из Госдумы. Просили унять борзого журналиста Круглова. Дескать, полез туда, куда не надо. Типа сейчас не время поднимать разборки девяностых, надо о скорых выборах думать. Мол, Виталий Дмитрук «тяжеловес», влиятельный депутат Госдумы, глава комитета. В общем, копать под него не надо. Еще мне сказали, что у нас в последнее время то министров, то депутатов арестовывают, пора с этим заканчивать, а то скоро у народа исчезнут остатки уважения к власти, если они еще остались. Дескать, одна депутатка так и заявила: если пресса не остановится с разоблачениями, к власти в стране придет криминал.
– А разве он еще не пришел? – хмуро спросил Федор и продолжил: – И что вы, Василь Васильич решили?
Вопрос был явно лишним, Федя догадывался, каким будет ответ шефа.
– Ты прекрасно знаешь, что наша газета живет на гранты от государства и на спонсорские деньги. Лишние скандалы нам ни к чему. Как ты догадываешься, учредители это не одобрят. В общем давай-ка, Федюня, завязывай со своими доморощенными расследованиями. И сам голову сложишь, и редакцию крупно подставишь. Короче, с завтрашнего дня я аннулирую твою аккредитацию в Госдуме. Хватит, ты уже «нарасследовал». Выше крыши. Кстати сказать, твое задание про повышение тарифов ЖКХ никто не отменял. Знаешь, Федя, меня еще в советское время руководство учило: разоблачать безобразия можно максимум на уровне начальника цеха.
– Постойте, а как же Макс? Как же его вдова Лена? Я же обещал ей… Кто я после этого, Василий Васильевич?
– Садись и пиши прочувствованный текст о прекрасном журналисте Максиме Крохотове, который погиб молодым, выполняя свой журналистский долг. Это будет твой вклад в память о Максе. Жду текст завтра утром.
