Вдруг крики Патрика и Луси нарушили тишину летней ночи. Марина и Цицерон стали зрителями спектакля, постыдного и недостойного изысканного двора.
Патрик и Луси, чудовищные, безоружные и окопавшиеся за телегой с сеном, оборонялись, бросая кочаны капусты и огурцы в их королевские величества.
Оонаг и Финвана хотели приблизиться к ним, но после каждой попытки их отбрасывали назад съедобные снаряды, от которых пачкались королевские одежды и лица.
Крестьяне радовались этой стычке, хлопали в ладоши, подбадривая то одних, то других, будто это постыдное зрелище являло собой героическое сражение или честный турнир.
Солдаты, забыв про неожиданно грянувший государственный переворот, заключали пари, побросав оружие на землю и держа в руках кувшины с вином. От порядка не осталось и следа, за ночь все приказы изгладились из памяти, и королевство могло превратиться в заманчивый хаос.
— Немедленно прекратите! — крикнула Марина, подняла меч и направилась к их величествам.
— Остановитесь! — Цицерон пригрозил сражающимся пикой.
Однако ни те, ни другие не вняли их мирным предложениям. Оба лишь удостоились пары метких попаданий огурцами.
Марина и Цицерон благоразумно отошли подальше от поля боя и стали наблюдать за воюющими сторонами.
— Какой ужас! Что делает Луси с головой лошади? — воскликнула Марина.
Цицерон показал на Патрика:
— А Патрик стал поросенком…
— А Оонаг облысела!
Они расхохотались, и Марина почувствовала дыхание Цицерона на своей щеке. Они стояли очень близко друг от друга, и Марина поняла, что ее миг настал. Либо сейчас, либо никогда. Миг, который может тут же улетучиться.
Марина его не упустила и, долго не думая, подняла голову, обняла Цицерона за шею и приблизила свои уста к его губам.
Она застигла его врасплох. Она почувствовала, что Цицерон отвечает ей без радости, но он не отстранился от нее.
— Ты мне нравишься, — призналась она.
Цицерон немного расстроил ее:
— Раньше ты мне больше нравилась!
Марина не поняла его:
— Так я красивее.
Цицерон не согласился с ней:
— Мне так не кажется. Ты гораздо красивее.
Марина была поражена. Впервые ее признали красивее Анхелы.
— Хрю-хрю, — захрюкал Патрик, вышел из-за телеги и побежал к ним.
— Иааааааа! — заржала Луси, скача к ним.
Марина и Цицерон одновременно подняли руки, собираясь защищаться, но в этом не было необходимости. В то же мгновение Финвана и Оонаг от изнеможения свалились на землю.
Марина потерла глаза:
— Что случилось?
— Они мертвы? — спросил Цицерон.
— Спят, они всего лишь спят, — произнес чей-то низкий приятный голос, прозвучавший среди росших у ручья ив. Сказавший эти слова, похлопав в ладоши, обратил зевак в бегство и велел им разойтись по домам.
— Дианкехт, это вы? — спросила Марина. — Вы вернули себе волшебные силы?
Марина оказалась права.
Гофмейстер подошел к Финване и Оонаг, открыл им веки, взял их окоченевшие руки в свои, проверил пульс и глубину сна.
— Оба целый день не пробудятся от глубокого сна, а мы тем временем подумаем, как сделать так, чтобы они образумились. Королевская чета устроила своим придворным жалкий спектакль. Если оба не исправятся, боюсь, что королевство Туата де Дананн превратится в еще одну республику.
— Это было бы демократичнее, — заметила Марина.
— Но я потерял бы свою должность гофмейстера, — возразил Дианкехт.
— Как сказать, вы могли бы выставить себя кандидатом на пост премьер-министра, — сказал Цицерон.
— Или президента, — добавила Марина.
Дианкехт какое-то время обдумывал соблазнительное предложение, затем захлопал в ладоши:
— Спасибо за ваши предложения. Лучше я и впредь буду заниматься решением придворных дел, а вы ступайте по лесной тропе, дойдете до вяза и вернетесь в свою республику. Однако до этого мне придется кое-что сделать.
Дианкехт ловко взмахнул рукой и легко коснулся волосатой головы Луси. На ее плечах тут же возникла прежняя голова, что, по мнению Марины, не означало, будто ее внешность улучшилась.
Дианкехт проделал то же с Патриком, после чего тот начал озабоченно щупать подбородок, губы, затем облегченно вздохнул.
— Теперь все в порядке, можете уходить.
Однако Марина думала иначе.
— Нам нельзя уходить, еще остались нерешенные вопросы.
— Какие?
— Во-первых, я здесь пировала. Короче, я объелась на банкете и поправилась…
— Ты избавлена от лишнего веса. Что еще?
— Лилиан. Я хочу видеть ее.
Дианкехт откашлялся:
— Ей очень стыдно, очень.
— Пусть она сама мне это скажет!
Дианкехт прошептал:
— Лилиан, иди…
Понурив голову, явилась Лилиан. Она стала красивой девушкой с благоухающей кожей и фиалковыми глазами.
Глаза феи наполнились слезами, она склонилась перед Мариной и прошептала:
— Прости! Прости меня…
Марина стала понимать капризную, непостоянную и жестокую природу фей. Она молчала от досады.
— Скажи, что ты не таишь злобу против меня, — молила Фиалковая фея.
Марина упрекнула ее:
— Ты меня обманула!
Фея казалась расстроенной.
— Я очень сожалею об этом, моя малышка. Ты, наверное, очень страдала, но все уже позади. Пурпурная фея согласилась отпустить Патрика. Он ей перестал нравиться.
Сердитая Марина скрестила руки на груди.
— Патрик мне безразличен, зато ты нет.
— Ты для меня тоже не безразлична…
— Ты ведь знала, что я угожу в Царство тьмы, навсегда останусь там пленницей, возможно, умру…
Лилиан вытерла слезу, катившуюся по ее щеке.
— Я тебя не знала, а потом тут же раскаялась. Скажи, что ты прощаешь меня, скажи, что ты любишь меня немножко. Я тебе дам все, что ты попросишь. Чего ты хочешь?
Марина подняла указательный палец:
— Я хочу одного, только одного.
— Только попроси, я тебе сделаю самый дорогой подарок. Ты можешь стать еще совершеннее, чем сейчас, еще красивее, я могу наслать на тебя чары, чтобы ты стала соперницей своей сестры Анхелы и…
