— Нет! — отчаянно вскрикнула Марина.
— Чего ты хочешь? Скажи мне, чего ты хочешь?
Марина широко улыбнулась, глядя на Цицерона.
— Я хочу быть Мариной!
— Мариной?
— Да.
— Ты серьезно говоришь?
— Я хочу быть сама собой.
— Правда?
Ошеломленная фея Лилиан сделала едва заметное движение своей палочкой.
— Ты станешь Мариной почти без постороннего вмешательства. Я в своей жизни не знала натуру более сильную, чем ты, — сказав это, фея взмахнула палочкой, и преображение состоялось.
Марина почувствовала, как ее тело, охваченное судорогами, начало вибрировать, как ее ноги уменьшились, стал меняться цвет кожи… Наконец она упала на землю от изнеможения, чувствуя, что обрела новые размеры и что одежда пажа висит на ней как на вешалке…
Как замечательно, что она избавилась от мысленного контроля, который осуществляла над ее действиями невыносимая природа Анхелы!
Марина улыбнулась сквозь слезы. Это было самое счастливое мгновение в ее жизни. Она родилась заново, но на этот раз сама выбрала, кем хочет быть.
— Это я! — воскликнула она взволнованным голосом, трогая свое настоящее тело и медленно поднимаясь на ноги.
Удивленный Патрик сказал ей что-то по-английски, и, хотя Марина ничего не поняла, она не испытала к ирландцу ни малейшего влечения. Она знала, что тот выдал очередную глупость.
— Какой ужас, — прошептала Луси. — Ну и вид у тебя! Думаю, ты сделала ошибку.
— Ты мне больше нравишься, когда ржешь, — откровенно уколола ее Марина.
Марину не волновало, что она лишилась ангельски светлых волос, небесной голубизны глаз, загорелой кожи. Ей больше нравилось быть собой, совершать ошибки, путать правую руку с левой, быть лишенной лоска и в страстном порыве целовать Цицерона.
Она подняла руки и повернулась вокруг себя:
— Это я, Марина.
— Это снова ты, — заметил восторженный Цицерон, касаясь ее лица.
— Так я тебе нравлюсь? — спросила она без малейшего кокетства, лишь ради того, чтобы услышать из его уст, что она не зря снова стала Мариной.
— Страшно, ты мне страшно нравишься! Это настоящая ты… — признался Цицерон.
И он страстно, неистово поцеловал Марину, вложив в это действо все пять чувств.
Оба слились в страстном поцелуе и не разомкнули бы объятия вечно, если бы не Лилиан, напомнившая, что им пора отправиться в лес.
— Не мешкайте, — поторопила она обоих. — Вам следует покинуть это место до наступления сумерек!
Едва успела дверь вяза закрыться за четырьмя молодыми людьми, как Луси вспомнила кое-что.
— А где Антавиана?
Марина и Цицерон
Четверо молодых людей шли, облаченные в смешные одежды, без гроша в кармане, умирая от голода и жажды, с натертыми от долгого пути ногами, находясь на грани полного упадка сил и умирая от усталости и истощения.
По чистой случайности первым жилищем, в дверь которого они постучались, оказался дом миссис Хиггинс.
Когда миссис Хиггинс, или тот, кто скрывался под ее обликом, открыла дверь, никого не удивило, что у хозяйки дома светлые волосы, голубые глаза, симпатичная внешность, загорелая кожа и модельный размер. Вернувшимся было все равно.
— Марина! О боже, какой у тебя вид! Входите, входите, — воскликнула мнимая миссис Хиггинс, приглашая всех в дом.
Даже Патрик не удостоил ее взгляда.
Четверо молодых людей ринулись на кухню, приступом взяли холодильник и чулан, набросились на холодные сандвичи с арахисовой пастой, куски бекона и очень жирное масло. Они пили чай прямо из чайника и, когда начали соображать как люди, а не голодные звери, обратили внимание на странную хозяйку, которая пригласила их в дом.
— Анхела!
— Анхела!
— Стало быть, ты Анхела?
— Да что ты, это ты, должно быть, Анхела!
Настоящая, реальная Анхела, выставляя напоказ свою доброту и такт, благоразумно осталась на втором плане, предложив им насытиться и напиться, какое-то время не беспокоя их.
— Вот вы и наелись. Меня радует, что вам лучше. Ваши силы скоро восстановятся, — приветствовала она их, разыгрывая роль радушной хозяйки.
И ни единого слова о том, как жалко Марина выглядит, почему она проголодалась и устала. Ни единого вопроса о том, что она испытала, о ее приключениях. Анхеле все это было безразлично.
— А теперь, когда вы пришли в себя, я расскажу, что со мной произошло. Мне пришлось совершить настоящую одиссею, чтобы попасть сюда. Сеньора Хиггинс не могла этому поверить!
Миссис Хиггинс, улыбающаяся и милая, присоединилась к торжеству.
— Ох, как же обворожительна наша малышка Анхела, какую храбрость она проявила, спасаясь от воров, которые намеревались стащить ее сумочку! Анхела одна разгромила целую шайку наркоторговцев!
Анхела, с неописуемым изяществом подавая им чай и пирожные, рассказала невероятную историю об аэропортах и мафиози, которых она обезвредила за какой-то час.
— …И, наконец, Тони Комино, главарь мафии Палермо, оставил мне эту фантастическую открытку на тот случай, если он мне когда-нибудь понадобится… — скромно закончила она и показала им изящную открытку алого цвета, на которой слова «Тони Комино» казались крупными и агрессивными.
Поскольку ни у одного из четверых молодых людей не было столь красивой открытки из королевства Туата Де Дананн, их историю можно было считать плодом воображения.
— Ах! Как же я могла забыть! У меня сохранились фотографии! Я их уже показывала миссис Хиггинс.
— Incredible! — воскликнула совершенно покоренная ирландка, указывая на ноутбук Анхелы.
Действительно, на мгновенных снимках на мониторе красовалась Анхела в самых необычных позах, было заметно, что она с ангельской улыбкой краем глаза посматривает на камеру, заведомо зная, что все эти фотографии составят настоящий репортаж.
— Вот здесь меня задержали, здесь меня допрашивают, здесь я убегаю по крыше, а здесь я врываюсь в туалет аэропорта. А это мафиози, делящие товар. Это Тони Комино бежит вместе со мной из плена. Здесь я приставила пистолет Тони к голове, а это полицейский, пришедший мне на помощь…
Марина чувствовала, как у нее кружится голова. Она не могла понять, кто и как фотографировал Анхелу, однако графические доказательства ее захватывающего приключения были налицо.
