— А что потом? — пришло ему в голову задать риторический вопрос.
— Как мы выйдем отсюда после того, как спасем Луси и Патрика? Нам все равно понадобится помощь Антавианы.
— В этом не будет необходимости, — высокомерно ответила ему Анхела.
Анхела остановилась.
— Я знаю, как выйти отсюда, хотя мне недостает некоторых деталей. Мне об этом рассказали девочки из Царства тьмы. До рассвета нам следует найти заколдованный вяз и воспользоваться мгновением, когда открывают двери и выпускают ночных волшебных существ.
Цицерон запоминал сказанное.
— Я знаю, как добраться до этого вяза. Я проделал этот путь вместе с Луси и Антавианой.
Анхела ничего не сказала. Она стояла и слушала. В тишине мира фейри было отчетливо слышно, как зовут на помощь Патрик и Луси, преследуемые их королевскими величествами.
— Быстрее! — приказала Анхела. — Ты пойдешь налево, я направо. Так мы сократим путь.
И к удивлению Цицерона, бросилась в противоположную сторону.
— Ты идешь налево! — Цицерон громко предостерег ее.
Анхела резко затормозила, поскользнулась и упала.
— Вот черт! — простонала она.
Пока она лежала на земле и хныкала от злости, Цицерон узнал в ней прежнюю «его дорогую Анхелу».
— А что, если нам пойти вместе? — спросил он.
И Анхела, уже более робко и покорно, приняла его предложение.
Марина
Ей надоело, очень надоело притворяться, обманывать, подражать сестре. К черту Анхелу, к черту достоинство, сдержанность, элегантность и все прочие глупости. Цицерон уже не смотрел на нее с восхищением, у него пропало желание целовать ее. Ни одного нежного жеста, ни малейшего проявления страсти.
Когда она превратилась в свою сестру Анхелу, Цицерон отдалился от нее. Хитрости Анхелы, рассчитанные на то, чтобы пустить пыль в глаза парням, никак не действовали на Цицерона. Хотя не было никаких сомнений, что он считает ее красавицей.
Они миновали оружейный двор, порог западной двери в стене, пересекли подъемный мост и вышли к возделанным полям, окружавшим крепостные стены.
Оба шли молча, с опущенными головами. Марина была уверена, что Цицерон избегает ее. С каждым шагом она чувствовала, что он все больше отдаляется от нее, становится более недоступным. Как только они найдут Луси и Патрика, исчезнет и эта мимолетная близость, которая возникла в тот вечер, когда пели сверчки. Благоприятный случай будет упущен навечно.
Она знала, что такие случаи бывают раз в жизни. Марина не могла упустить этого, не имела права на это.
— В действительности меня зовут Мариной, — неожиданно призналась она. — Анхела приходится мне старшей сестрой.
Цицерон застыл на месте.
— Я знаю.
Марина хотела спросить, откуда он это знает, однако, раз она начала говорить, придется ей во всем сознаться.
— Извини, я знаю, что Анхела красивее, но мне досталось второе имя, первое уже было занято.
— Нет, нет, — поправил ее Цицерон. — Имя Марина звучит очаровательно. Оно мне напоминает море и…
Марина вздохнула с облегчением. Цицерон хорошо воспринял ее слова. Поэтому она продолжала оправдываться:
— Я не такая, как выгляжу. В действительности я совсем другая.
Цицерон не отрывал от нее глаз, но ничего не сказал. Ей пришлось продолжить свой монолог:
— Во мне нет ничего особенного. Если бы ты знал меня, то есть Марину, то уверена, ты даже не обратил бы на меня внимания.
— Почему?
— Потому что я неприметна. Никто никогда не обращает внимания на то, что я существую, за исключением тех случаев, когда меня надо наказать, провалить на экзамене или сказать, что я кого-то подвела.
Цицерон сглотнул, Марина сморщила нос.
— Извини, я знаю, что сейчас я, наверное, сказала не то, и ты, должно быть, думаешь, как избавиться от меня и всего этого, однако мне надоело быть той, кем я не являюсь, и я не могу делать вид, будто я другая. Ты меня понимаешь?
— Нет, но мне это нравится. Продолжай.
Марина воспрянула духом. Хотя Марина бросала камни в собственный огород, она чувствовала себя великолепно.
— Мне пришлось выдать себя за собственную сестру ради ее спасения. А также ради того, чтобы узнать, каково это быть очаровательной, красивой, совершенной и все такое. Я всегда хотела быть на месте сестры, с самого рождения, — она вздохнула, ибо такие признания давались нелегко. — Тебе надо было видеть ее, Пурпурная фея наложила на нее заклятие.
Цицерон отрицательно покачал головой:
— Не Пурпурная фея наложила заклятие на твою сестру. Это сделала Лилиан.
Марина несколько раз открыла и закрыла рот:
— Что ты сказал?
— Лилиан наслала болезнь на твою сестру, чтобы избавить Анхелу от необходимости явиться сюда и быть рядом с Финваной во время конного выезда.
У Марины лицо залилось краской.
— Почему?
— Потому что она знала, что Оонаг всегда избавляется от спутниц Финваны.
Марина задрожала от негодования. Теперь она все поняла! Теперь ей все стало ясно!
— И Лилиан заставила меня приехать сюда, чтобы потом от меня избавиться?
Цицерону пришлось признать, что дело обстояло именно так: Марина понадобилась для отвода глаз.
— И Пурпурная фея ей помогала?
— Я слышал, что так оно и было.
— Ясно. Теперь понятно. Анхеле никогда не грозила опасность. Какая же я идиотка!
Цицерон покачал головой:
— Я так не думаю.
— Я во всем доверяла Лилиан, а она оказалась прожженной лгуньей.
Цицерон стал ее оправдывать:
— Ты должна верить Лилиан. Ведь именно она впутала тебя во все это.
— И почему же Лилиан так поступила? Что плохого я ей сделала? Почему она решила принести меня в жертву?
— Потому что она любит твою сестру.
— Это несправедливо!
— Думаю, что сейчас она думает так же. Как только мы выберемся отсюда, если это нам удастся, больше опасаться будет нечего.
Это было легче сказать, чем сделать. Предательство всегда ранит.
Оба шли молча, удаляясь от стен и углубляясь в засеянные капустой и другими овощами поля.
