я сплю.
Эдрин глаз не сводил с девушки. А та, заметив его, рассердилась.
— Ты опять здесь!? Я велела тебе не приходить больше сюда!
— Я не могу!
Эдрин сделал шаг вперед, выходя из-за куста, похожего на иву.
— Я не могу не слышать твоего голоса. А когда я не вижу тебя, я просто умираю. Я прихожу сюда каждую ночь в надежде увидеть тебя, услыхать твой голос, вдохнуть аромат твоей кожи, запах твоих волос.
— Но я же уродина, я проклята. Разве ты не видишь? Тебе не надо приходить сюда. Иди прочь.
— Не говори так! Ты прекрасна.
Эдрин не стоял на месте, он по шагу, по полшага подходил к девушке и, наконец, сел с ней радом на каменную облицовку бассейна. Он взял руку девушки в свои и прижал ее к губам.
— Иди прочь.
Девушка вскочила, отдернула свою руку.
— Иди прочь, я Эрид-Эйль, дочь королевского архивариуса. Ты врешь мне, чтобы получить богатства моего отца.
— Я не вру тебе, — поднялся с камней Эдрин, — я… сын смотрителя королевского зверинца, и я не нуждаюсь в деньгах твоего отца. Я нуждаюсь в твоем голосе, в твоем ласковом взгляде. Я люблю тебя.
— Меня нельзя любить! Я уродина! Я проклята!
Девушка сорвала маску. Ее лицо было изъедено глубокими язвами, морщинами и усыпано бородавками.
— Что нравлюсь?
— Да, — ответил Эдрин, — очень. И твоя очаровательная родинка в виде трехлучевой звездочки под левым глазом. Она просто очаровательна.
— Ты видишь мою родинку? Я получила ее при рождении. Это знак моего рода.
Девушка бессильно опустилась на камень водоема.
— И все равно, я уродина.
— Ты самая красивая из всех, кого я встречал.
Эдрин достал из-за спины какой-то музыкальный инструмент. Это было что-то среднее между гитарой и скрипкой. Музыка поплыла по поляне и девушка запела. Сначала тихо, вполголоса, а потом ее голос зазвучал в полную силу, наполняя очарованием все, что их окружало. Ее голос сливался с аккордами и плыл, чистый, как журчание ручья на ранней заре.
А потом картинка зарябила, заметалась, погасла, но через несколько мгновений открылась вновь.
Это опять был Эдрин и Эрид-Эйль. Девушка сидела на коленях Эдрина и они целовались. Это было так непонятно. Девушка со страшным, покрытым ужасными язвами и бородавками лицом, и Эдрин.
И тут подул легкий ветерок, легкий, как дыхание ребенка, и вдруг с лица Эрид-Эйль словно кто-то снял страшную маску. Оно преобразилось. Чистое, без шрамов и глубоких морщин. Девушка действительно была прекрасна.
Но опять, словно рябь пробежала у меня перед глазами, и прекрасное лицо девушки исчезло, будто наваждение, и я опять видела уродину в объятиях Эдрина.
Личина, пришло запоздавшее понимание.
Личина? Странно, я же не вижу людей в личине, я вижу их истинное лицо. А тут я вижу именно личину.
Дочь архивариуса королевы…. Надо было что то вспомнить.
Ну, конечно! Аскар Хлей. Это он угрозами пытался заставить найти доказательства в своей королевской крови. Вот как действует, этот поддонок. Если архивариус не подделает документы, его дочь навсегда останется с обезображенным лицом, навсегда останется уродиной! Вот только, что-то мне подсказывало, что врет Хлей, не сможет он снять проклятие с девушки, да и не будет, добьется своих документов и архивариус пропадет, так же как пропал, тот что нашел записи о рождении королевой мальчика.
Надо понять, как ее вылечить, как снять проклятие с бедной девушки. Раз уж я вляпалась в эту невероятную историю, то надо как-то разруливать все это.
А разговор у родника, тем временем, шел своим чередом.
— … скоро я уеду.
— Уедешь? Значит, ты все-таки бросаешь меня?
— Что ты, нет.
И перейдя на шепот, Эдрин склонился к ней, и сказал срывающимся голосом.
— Дорогая моя, это не моя тайна. И она очень опасна. Я не могу подвергать тебя такой опасности. Никто не должен знать, куда мы отправились. Никто!
— Я никому не скажу. Даже то, что ты уезжаешь.
Она немного помолчала, и спросила.
— Когда ты вернешься?
— Не знаю. Может месяц, а может через два…
— Я умру без тебя. А ты не обманываешь меня?
— Я!? Как ты такое говоришь?
Девушка встала, зачерпнула рукой воду. Что-то пошептала над ладошкой, и вдруг спросила.
— Мой любимый меня обманывает?
Вода в ладони заискрилась, озаряя все вокруг, вспыхнула миллионами искорок и погасла.
— Ты мне не веришь? Как ты можешь?
Девушка провела пальчиком по гудам возлюбленного.
— Я верю тебе. А это, чтобы понять, насколько твое путешествие опасно. Для заклинания нужны очень сильные эмоции. Ты их проявил, и заклинание сработало. Дорогой, будь осторожен. Твой путь будет очень опасен. Он может разлучить нас.
Девушка замолчала.
— И ты не можешь оказаться от поездки?
— Конечно, нет.
— Я понимаю.
Она замолчала. Присела на край бассейна и опустила в него руку. Мне казалось, я слышу, как тикают минутные стрелки, отсчитывая время.
Потом, девушка, вероятно, что-то решила. Она достала маленький кинжал из складок платья и срезала у Эдрина прядь волос, набрала в прозрачную склянку воды из бассейна и опустила в нее срезанную прядь.
— Если с тобой что-то случиться, я сразу узнаю. Тогда я пойду к Дубу и попрошу его дать тебе силы.
— Эрид, — поднял на нее взгляд Эдрин, — только связанным родством Дуб передаст силу.
— Я знаю.
Девушка прильнула к губам Эдрина…
* * *
Я проснулась и долго лежала, разглядывая доски деревянного потолка.
Пора вставать, мы решили выехать чуть свет.
Я вышла из дома. Эдрин с Яром укладывали наши вещи в фургон. Оказывается, ночью нашу повозку подлатали, поменяли ось, колесо, тент, и заполнили свежим сеном. Рядом с повозкой лежал мой арбалет. Вот, сейчас опять начнут смеяться, что я вожу ненужные железяки, но нет.
Эдрин подошел показал петлю подвешенную сзади возничего, и мы вдвоем установили там арбалет, теперь он выхватывался одной рукой из-за спины и сразу был готов сделать выстрел.
— Ты бы поела перед дорогой, милая, — обратилась ко мне мама Ромиля.
На столе стояло молоко, сметана, лежали пиржочки.
— Кушай милая, кушай.
Я налила молока, взяла краюшку хлеба, не белую, а черную. Именно так я любила завтракать дома у бабушки и улыбнулась, вспоминая детство.
К столу едва переставляя ноги, шел давешний седой маг, тот самый, что снял личину с моего меча. Он сел на край лавки и смотрел на меня, смотрел. Я налила в кружку молока и подала
— Возьмите дедушка.
Он глотнул, поставил кружку на стол и протянул мнеперстень.
— Возьми милая, это тебе, подарок от всех нас.
Я рассматривала перстень, лежащий на его шершавой,
