почти достигнув двух сотен.
Жан де Бриенн, при всей его суетливости, оказался весьма толковым командиром. Он укомплектовал своих арбалетчиков буквально под завязку оружием, лошадьми для передвижения и всем необходимым для длительного автономного проживания во вражеской стране: у них были и палатки, и походные кузницы с лазаретами, и, тут Жан превзошел сам себя, даже пара передвижных мобильных жерновов для помола муки.
Гильом де Ипр, при всей его молодости, непостоянности характера и мятежности души, четко и грамотно организовал свою легкую кавалерию, добившись почти полного и беспрекословного подчинения и, самое главное, уважения со стороны брабантских и германских наемников. Даже пехотинцев и павезы для защиты арбалетчиков теперь перевозили на повозках, запряженных ронкинами и мулами, отнятыми или реквизированными под расписку графа у крестьян и усмиренных жителей.
Это было новшество, примененное впервые! Гильом серьезно относился к вопросам собственности и рассчитывал после подавления мятежа возвратить имущество народу.
Отряд медленно ехал по раскисшей от дождей лесной дороге, превратившееся в одну бесконечную цепь луж и озер, наполненных грязью и источавших зловоние.
Филипп отправился вперед, чтобы командовать авангардом. Армия направлялась к Брюгге – столице восставшего графства, надеясь немного передохнуть, перековать лошадей и пополнить запасы провизии, когда навстречу авангарду из-за поворота выскочил грязный и измученный всадник, несшийся так, словно у него за спиной висела сотня чертей, желавших отнять его бессмертную душу.
Увидев знамя графа, всадник резко осадил своего взмыленного бешеной скачкой жеребца и, проворно спрыгнув в грязную лужу, почти по колено утонул в ее зловонной жиже. Он поклонился де Леви и, сбивая дыхание, крикнул:
– Хозяин! Брюгге восстал! Гарнизон заперся в цитадели, но город в руках восставших! Я слышал, как они кричали и приветствовали нового графа, черт его подери!.. – он обессилено упал на колени. – Я еле выскочил, чтобы успеть сообщить вашей милости…
Подъехал Гильом Клитон, которому Филипп кратко пересказал рассказ воина.
– Матерь Божья… – Гильом провел латной рукавицей по лицу, оставляя легкие царапины. – Вот сволочи… – Он спрыгнул с декстриера и, склонившись над измученным воином, спросил его. – Кого они выбрали графом?..
– Как я понял, ваша светлость, – воин схватился за его руку, – в Брюгге прибыл мессир Тьерри де Эльзас. Народ приветствовал его и сразу же потащил в церковь Сен-Донасьен…
Гильом переглянулся с Филиппом. В этой церкви хранились мощи Святого Донациана, служившие символом графской власти во Фландрии. Именно возле них, положив руку на мощи, новый наследник графства приносил клятву…
– Какой же я идиот! – Простонал Клитон, ударяя себя по лбу. – Не додумался забрать мощи с собой и лишить претендента возможности посягнуть на власть в графстве!..
– Не убивайся ты так, Гильом. – Филипп склонился в седле и похлопал графа по плечу. – Завтра же подойдем к Брюгге и раскрошим ублюдков в мелкое рагу!..
Гильом отрицательно покачал головой, вскочил в седло и, развернув коня, крикнул:
– Отходим на юго-восток к Генту! Гарнизон, надеюсь, еще пару недель продержится…
Филипп скомандовал разворот и стал уводить армию вслед за уносившимся графом.
ГЛАВА XX. Это не война, а аукцион барышников!
Гент. 5 апреля 1128г.
Утром, после молитвы и проверки караулов городских укреплений, Филипп поднялся в комнату Клитона для обычного ежедневного доклада о положении дел. Он нес с собой несколько листов пергамента, свернутых в рулоны, и большую карту, грубовато, да и на том спасибо, намалеванную одним из германских торговцев.
«Кругом одни барышники, – проворчал он, расплачиваясь с ним. Он утомился, торгуясь за каждый лишний денье, ведь деньги нужны были, прежде всего, на оплату армии, услуг наемников и продовольствия. А тут еще и кузнецы, ни с того, ни с сего, взяли, да и взвинтили цены за ремонт кольчуг и перековку лошадей армии. – Сплошное обдиралово…»
Стража возле дверей графской комнаты поприветствовала своего командира и расступилась, пропуская к Гильому. Филипп постучал в дверь и вошел в комнату.
Несмотря на довольно-таки раннее время, Гильом был уже одет, гладко выбрит и сидел, занимаясь какой-то писаниной, окруженный тремя писцами, скрипевшими перьями по листам пергамента. Он вскинул голову, приветливо улыбнулся и коротко кивнул де Леви, приглашая его войти безо всяких церемоний.
– Давай, Филипп, присоединяйся! Я тут один ход придумал… – граф был весел, его глаза сверкали каким-то удивительным и задорным блеском, говоря о прекрасном настроении. – То, что я придумал, полагаю, выбьет почву у Тьерри-паскудника!..
Филипп пожал плечами и присел на свободный стул, молча наблюдая за их скрипучей работой. Несмотря на свою грамотность, все-таки он слыл образованным рыцарем, ведь мать научила его помимо письма и чтения, еще немного латыни и, ох, сколько он промучился, еще чуть-чуть музыке. Но он все равно терпеть не мог заниматься бумажной волокитой, хотя и понимал, что за ней будущее, которое менялось и требовало, чтобы и мир не отставал, двигаясь семимильными шагами к прогрессу.
То тут, то там, в разных уголках Европы, все чаще и чаще стали заносить на пергаменты и оммажи, приносимые сюзереном и вассалом, и купчие, и наследственные дела, обозначая окончание темного и смутного времени в жизни рыцарства и всей Европы. Уж лучше иметь четко и красиво написанный пергамент, в котором все разложено по полочкам и где нет разночтений и неясных обязательств, чем, напрягая память и вступая в споры, доказывать, что одно требование правильно, а другое излишне.
Филипп и сам ощутил пользу бумаг на собственной шкуре, когда однажды, после ухода в монастырь его отца, был вынужден столкнуть с грубой попыткой присвоения части его земель одним из ретивых и зарвавшихся соседей, вздумавшим прихватить, под шумок, у молодого наследника кое-что, как ему казалось, плохо лежащее. Филипп приехал к епископу и в его присутствии, вызвав, естественно соседа, зачитал вслух дарственную грамоту, подписанную покойным королем Филиппом и скрепленную печатью его сына-короля Людовика.
Сосед, вздумав артачиться, перешел на откровенную грубость, чего, в сущности, и ожидал получить де Леви. Епископ, не долго думая, отлучил разбойника от церкви и предоставил право де Леви объявить тому частную войну.
Ох, что тут началось! Филипп до сих пор с улыбкой вспоминал эту короткую, но весьма поучительную для соседа, войну. На того разом напали все рыцари, владевшие землями по периметру его лена, и наш несчастный и безграмотный феодал лишился не только спорного участка земли, но и еще трети своих владений, захваченных соседями.
– Да, бумага – это страшная сила… – отчего-то вслух произнес Филипп.
Гильом засмеялся и ответил:
– Это точно, брат мой! – Он быстро и торопливо заговорил, взяв для верности Филиппа за руку. – Я тут
