умираешь.
– А я что говорю?! – Смерть закатила полупустые глаза.
– Да не лезь же ты! – Возмутился Ветер. Надежда коснулась прохладной ладонью лба человека, тот застонал то ли от боли, то ли от облегчения.
– У меня очень мало времени… – Надежда с сожалением посмотрела на часы. – Вот возьми, так не полагается, но они теперь твои. Когда стрелка приблизится к четырем, все будет кончено.
– Последние минуты перед рассветом. – Грустно вздохнул человек. Мрак потупил взгляд. – Я тебя не виню, сынок… – Человек с нежностью посмотрел на путника в черном, а после снова обратился к Надежде: – Мне позволят увидеть ее? Я обещал братьям…
– За этим я и пришла. Но сначала ты должен понять, кому это на самом деле нужно.
– Я не достоин. – Человек устало откинулся к стволу дуба.
– Не тебе решать. – Уверенно произнесла Надежда, глядя сквозь сумерки куда-то вдаль.
* * *
– И какой же дьявольский план ожидает нас сегодня? А, господин Ограничитель? – Алекс, воодушевленный встречей с Лолой, смело подставлял вену под шприц, который сжимал доктор Константин. – И где, позвольте узнать, мой лечащий врач? – Матовая стена хранила зловещее молчание, затем зашипел динамик, и приглушенный селектором голос произнес: – Вы забывайтесь, господин подопытный! Тем не менее, я буду столь любезен и удовлетворю Ваше любопытство.
– Мы больше не на ты?
– Я был несколько не сдержан.
– Извиняться Вы, конечно, не намерены?
– Еще чего. – В любой другой ситуации невозмутимый человек в сером пресек бы любую попытку арестанта–антисоциала пререкаться, но сегодня он был доволен собой. Эксперимент продвигался. На столе лежали первые результаты исследований. Конечно, они мало, что значили, слишком необычен был метод, желаемого придется достигать исключительно на практике. Утром человек в сером задумался о возможностях массового эффекта литературного гипноза.
– Сегодня мы проведем небольшой групповой сеанс. А после снова займемся вашими воспоминаниями, Данко. – Алекс дернулся и зло уставился на стену.
– Уж лучше «господин писатель».
– Вы же не думаете, что Ваше слово, что-то значит здесь? – Едко поинтересовался Ограничитель.
– Может и нет, но именно в моем слове Вы испытываете маниакальную потребность…
– Молчать! Николай, ввести участников номер семь и восемь. – Спустя мгновение на арене оказались Лиз и Альберт. Алекс положил подбородок на сложенные в замок руки и кисло спросил: – И что же Вам нужно? – Голос хмыкнул.
– Отрадно, что Вы, господин писатель, все же иногда осознаете нелепость попыток саботажа. Мне нравится деловой подход. Итак, у Вас есть два персонажа, один из них болен. Вы знаете, о чем я. Попробуйте поработать сразу с двумя. Я хочу, чтобы парень вернулся в состояние, в котором ему полагается быть. Хочу, чтобы он стал таким, как другие больные этим недугом дети… – В отсеке повисла тишина. Алекс неверяще смотрел в пустоту перед собой.
– Я даже не буду напоминать о том, какое Вы чудовище. Я просто не сделаю этого. Я. Этого. Не сделаю.
– Бедный благородный Данко. Какая жалость, что мне наплевать на их и Ваши чувства. Доктор Константин! Господину писателю нужен допинг! Творческие люди без него, похоже, не могут. – Голос за стеной хрипло засмеялся, к Алексу подошел человек в белом халате. Он с сочувствием посмотрел на Лиз и ввел Алексу новую дозу препарата.
* * *
Не кричи на меня! Никогда! Слышишь? Не смей! Я просто зажму уши руками, я не могу выносить это. Как же больно! Неужели слова, те самые слова, с которыми так забавно было играть, могут приносить такую боль? За что? Обуза? Не понимаю, о чем это она! О чем это они… Не доживет до тридцати? А тридцать – это много или мало? Почему? Откуда в голове столько вопросов? Голова. А что в голове? Можно ли мне потрогать? Где же руки? Что так шумит? Слишком ярко. Слишком ярко. Ярко. Ярко. Ярко.
* * *
Александр! Как давно мы не виделись! – Кудрявый мальчик улыбаясь смотрел на друга, но тот похоже не разделял энтузиазма товарища. – Алекс, в чем дело? – Ни в чем. Хочу тебя кое с кем познакомить. Пойдем. – Не говоря ни слова хмурый юноша махнул в направлении моста. Всю дорогу Альберт пытался угадать, что же такое приключилось с другом, но тот упорно молчал.
– Я чем-то обидел тебя, друг?
– Не называй меня так, – холодно отозвался Алекс.
– Но почему ты так поступаешь?
– Так будет лучше.
– Для кого?
– Уж точно не для тебя. – Алекс нехорошо усмехнулся.
* * *
– Герман, что-то мне тревожно. Сердце не на месте.
– Скоро все закончится, Анна. Мы справимся. Нас много, а он… У него лишь подчиненные. Наши связи более прочные. – Герман приобнял пожилую женщину, та задумчиво склонила голову ему на плечо.
– То, что он делает с нашими мальчиками, – немыслимо.
– Этот тип на все способен. Но мы будем готовы.
* * *
– А теперь приведите его бабку. Я хочу, чтобы господину писателю стало стыдно.
– Негодяй! Какой же ты отвратительный ублюдок. – Лиз кричала, что было сил.
– Тише, деточка, если бы Вы поменьше вопили, возможно, Вашему партнеру было бы не так больно.
– Что ты с ним сделал? Алекс? Алекс? – Он сидел, прижав ладони к вискам и отчаянно хотел умереть, чтобы прекратить все это.
* * *
– Играете по-крупному, господин Ограничитель?
– О, доктор София, как проводите выходной? Я же сказал, что сегодня мы обойдемся без Вас?
– Ну уж нет, Филипп, я замешана в этом по самые локти! То, что произошло сегодня… Это чудовищно. Я должна осмотреть Альберта… И Алекса.
– Ими уже занимается доктор Константин.
– Константин не смыслит ни на йоту!
– Ты сама предложила его кандидатуру.
– Спасибо за напоминание. Кажется, еще в начале ты понимала, что мы не будем размениваться. Без случайных жертв не обойтись. И не говори мне про медицинскую этику. Я на нее плевал. К тому же
Это ради Социума.
– Ты приказал превратить молодого парня в овощ ради всеобщего блага? Серьезно?
– Я хотел посмотреть, как сильно может ранить слово.
* * *
– Мама, мама! Пожалуйста! Не делай этого! Как ты можешь так поступать? – О, милый, прошу тебя, не осуждай меня. Это ради блага. Твоего блага.
– Но я хочу остаться с тобой!
– Нет, сынок. Тебе лучше поехать с дядей и тетей. Город Густавовой башни тебе понравится. Ты поживешь там, хотя бы немного, пока не определишься с учебой.
– А ты?
– Мне тоже придется уехать.
– Куда?
– Я не могу сказать тебе, но поверь, так надо.
– Но ведь ты не виновата в
