смерти папы. Я никогда не поверю в то, о чем шепчутся разные олухи.
– Сын, держи себя в руках.
– Прости, но ты ведь не больна. И наши способности никому не могут причинить вреда! – Женщина откинула тяжелые рыжие локоны и внимательно посмотрела на сына.
– Да, мой мальчик, запомни, ты не должен никому причинять вреда. Вот возьми. Чудо техники. Зашифровывай записи, если продолжишь экспериментировать.
– Мама…
– Данко, прошу тебя, делай так, как говорят дядя и тетя.
– Позволь обнять тебя.
– Нет. Я не могу. Иди, Данко. Иди.
Глава 37. Memento mori
29
О Ветре, Мраке и Снеге
– Человек, ты мудрец? – Смерть стояла под дубом и насвистывала незамысловатую мелодию. Тот, к кому она обращалась, лишь слабо застонал.
– Оставь его в покое, сестрица! – Ветер угрожающе двинулся в ее сторону.
– Скоро все будет кончено, и защита не понадобится. – Смерть развела руками.
– У нас еще есть время. – Снег напряженно вглядывался туда, куда несколькими минутами ранее отправилась Надежда.
– Она не успеет! – Зашипела смерть.
– Она приведет ее. – Поставил точку Мрак.
– Уже стемнело. – Зло добавила Смерть.
* * *
– Темно. Темно. Почему так тихо? И больно. Что случилось? – Первые несколько секунд после пробуждения Лиз ничего не могла понять, так бывает, когда засыпаешь после сильного потрясения и надеешься, что с пробуждением все закончится. – Альберт! Нет! Что он наделал? Ненавижу. Ненавижу.
* * *
– Сегодня, господа будущие литературные слуги Социума, мы поговорим о природе случая.
– Но профессор, разве это не противоречие?
– Задания возражать пока не было, но я рад Георги, что Ваш разум столь чутко отзывается на мои посылы.
– Простите, профессор…
– Продолжим. И право, что это я солирую? Скажите, любит ли литература случайности? Ну же… Напрягите ваши пытливые умы. Да, господин Марк?
– Нет.
– И почему же?
– Потому что автор вечно норовит что-нибудь объяснить! И разложить по полочкам. Иногда даже в зубах скрепит.
– Но как Вы тогда поймете, случайным ли было то или иное событие? Молчите? Что ж. Тогда другой вопрос, как может случай обладать волей?
– Каким образом автор может допустить проявление случая?
– Он должен быть не в себе?
– Это, и правда смешно, но сейчас не до шуток, господин Данко. Нужно всего лишь отпустить персонажей.
– Или дать отставку писателю. – Дружный хохот снова накрыл аудиторию академии.
* * *
– Алекс, Алекс. Проснитесь! – доктор София несколько минут трясла не желавшего приходить в себя пациента. – Понимаю, здесь Вас не ждет ни единой хорошей новости, но не время сдаваться.
– Я так надеялся, что умер от передозировки. – Алекс разлепил опухшие веки и, наконец, поднялся. – Что я наделал?
– Нуу… Если вопрос не риторический… Простите, у меня нет времени на мягкость, чуткость и сожаление, что там еще полагается иметь врачу… Если вкратце, Альберт после аттракциона «писатель без головы» тоже почти лишился разума. Впрочем, насколько я помню, выдумывать Вы не можете.
– Ваш шеф – ублюдок!
– Не могу не согласиться.
– А Лиз?
– Она в порядке. Насколько возможно после того, что произошло.
– Я заставлял ее кричать на него?
– Да. Подействовало не сразу. Но все же, довольно быстро.
– Ужасно.
– Зато я, притворившись отсутствующей, подробно рассмотрела весь процесс.
– Хорошо… Потому что я себя совсем не контролирую, еще и препараты…
– Да, Вам дают то, что как следует затуманивает мозг.
– Я подумал. А если мне умереть? Может быть, эффект рассеется?
– Исключено. Вспомните Вашу матушку.
– Да, я теперь все помню. И смерть отца, и город Гюставовой башни, и академию. И профессора. Он был первым с кем я работал осознанно. Мне нужно поговорить с ним.
– О, вы скоро увидитесь. Не уверена, что будет возможность перекинуться хотя бы парой слов, но я попробую это устроить… Ну, мне пора.
– Доктор? – София обернулась. – Спасибо!
– Да будет, Алекс, мы оба понимаем, что, если бы не воздействие, я бы помогать не стала.
– Алекс с грустью посмотрел на очередную жертву.
– Вы хороший человек, я ничего не могу выдумать.
* * *
– Анна, Анна! Прошу тебя!
– Герман, почему это происходит? В чем виноват бедный мальчик? В том, что болен?
– Анна, не плачь. Понимаю, глупо звучит, но это просто воля случая…
– Он мой внук, Герман! Я не позволю какому-то случаю отобрать его! И Данко, то есть, Алекс… Как он должно быть, себя чувствует… Несчастный юноша. Что это, Герман, тоже случай?
– Хуже. Судьба.
– Я в нее не верю.
* * *
– Пустите! Пустите меня к нему!
– Тише, тише Лиз. Ему пока нужен покой.
– Если моему Альберту нужен покой, то я подарю вечный покой тому, кто это сделал!
– Но Лиз, Алекс… Он, скажем так, жертва обстоятельств.
– Нет, доктор, здесь есть и его вина! Он же не выдумывает! Значит и в нем есть то, что поддается тщеславию, силе. Ему нравится, несмотря на все эти препараты! Нравится.
– Что ж, ты в праве иметь собственную точку зрения. В любом случае, не пытайся попасть к Альберту, я прошу тебя.
– Хорошо, доктор. – Лиз покачала головой, будто пытаясь отогнать кошмар, который не собирался быть сном. София вышла за дверь. Нужно было посетить еще одного человека и уверить его в своей лояльности.
* * *
– Вэл, нам нужно понять природу дара Алекса. То есть, Данко. Ох, как же сложно… Мне кажется, разгадка была в дневниках Психеи.
– Значит, стоит попытаться забраться с к лысому негоднику, который всем заправляет.
– Шутишь? Этот маньяк не подпустит нас и на выстрел.
– А мне кажется, ты могла бы попробовать, он смотрит на тебя… С интересом.
– Что??? Тебе показалось. Да и с чего бы?
– Не знаю, может, мужское соперничество и зависть, он ведь всей душой ненавидит Алекса, если она у него есть, конечно. Но факт – Вэл Повереску в таких делах не ошибается, уж поверь.
* * *
– София? Чем обязан?
– Филипп, я хочу извиниться.
– Так давай. Хотя я и не припоминаю, что ты такого натворила в последнее время. Ах да… Всего лишь поставила под сомнение мои методы! Что ж, я слушаю.
– Да, ты прав. Женская жалость… – София притворно вздохнула и опустила глаза.
– Ты врач!
– Но я человек! – Негодующе посмотрела на Филиппа.
– Ты спорить пришла?
– Нет, прости. Я погорячилась. И все обдумала. Другого выхода нет. Надо продолжать. И… Филипп… Он все вспомнил. Все.
– Что ж, это хорошая новость.
– Что ты намерен делать?
– Я пока не до конца уверился в твоей преданности, чтобы посвящать в свои
