что в словаре нуждалась в редких случаях, но передо мной возникла большая трудность: каким образом высокопарные и витиеватые фразы Вагнера сделать удобочитаемыми на русском языке. Этим искусством переводчика я не владела, а потому переведенный мной первый том переписки нуждался в большой литературной обработке. Так эта работа и осталась у меня незаконченной; упомянула я о ней только для того, чтобы показать, как мы старались наполнить свою жизнь серьезной работой и не жалели для этого ни времени, ни сил.
Уставший от пребывания в Италии, Сергей Васильевич только и мечтал, как бы поскорее закончить свое путешествие. Его привлекала спокойная и привольная жизнь в Красненьком, и он написал моему отцу, что остаток лета хотел бы провести у нас. Отец мой, который уже окончил лечение и собирался без задержек ехать прямо домой, телеграфировал Сергею Васильевичу, что ждем его и будем очень рады его приезду.
Мать моя заехала за мной в Париж, и мы через Милан, Венецию и Вену тоже вернулись в Красненькое за несколько дней до приезда Сергея Васильевича.
Из Вены я написала ему в Варацце письмо, ответ на которое, посланный Рахманиновым 10 июля 1900 года, я получила уже в Красненьком:
«Уважаемая Елена Юльевна! Вчера я получил Ваше письмо из Вены и спешу поблагодарить Вас и Ваших родителей от всей души за выраженное в нем приглашение. Итак, если это возможно, я буду в Красненьком 25-го или 26-го июля. Определю свой день точно телеграммой из Москвы, где должен буду провести два дня. Не рано ли это будет? Я все боюсь, что я кому-нибудь помешаю; а между тем я, так же, как и Вы, судя по Вашему письму, очень стремлюсь уехать отсюда поскорей. Чтобы быть окончательно надоедливым, я позволю себе обратиться с просьбой к Юлию Ивановичу, которую попрошу Вас передать ему. Дело вот в чем. Не может ли Юлий Иванович написать в Воронеж о том, чтобы мне выслали, пока до моего приезда, рояль. Я согласен взять всякий, который окажется в магазине свободным. Единственно, чего бы я хотел, чтобы был у рояля модератор, а если его не будет, то и без него хорошо. Наконец, может, прошлогодний инструмент еще в магазине. Рад буду и ему. Я буду очень благодарен Юлию Ивановичу, если он будет так добр мне это устроить. Прошу еще у него извинения за беспокойство. До свиданья. Примите мои лучшие пожелания.
Преданный Вам С. Рахманинов.
Р. S. Прошу Вас, Елена Юльевна, сказать на почте, чтобы все письма на мое имя приносили бы Вам. Сегодня в двух письмах я уже дал Ваш адрес».
Так, ко всеобщему удовольствию, окончилось наше путешествие, и мы зажили опять нашей тихой деревенской жизнью.
Брат мой в это время отбыл практику и тоже приехал в Красненькое.
Возвращение из-за границы сразу подняло настроение Сергея Васильевича, успокоило нервы, и он с большой энергией начал заниматься.
Несмотря на то что занятия его уже вошли как будто в колею, ему захотелось поехать на несколько дней в Ивановку. Но Наташа не одобряла этого желания.
16 августа 1900 года она мне пишет:
«…Благодарю тебя за сведения о Сереже; мне было очень приятно их читать. Я очень рада, что он так усердно занимается, и нахожу, что ему лучше не прерывать теперь свои занятия.
Написала ему в прошлом письме, чтобы он лучше не приезжал бы к нам, так как все равно теперь скоро увидимся в Москве. Нужно ему пользоваться летом и свободным временем, чтобы побольше заниматься. Пожалуйста, Елена, напиши мне, как, по-твоему, идут его дела теперь и не пропало ли его усердие? Буду тебе за это очень благодарна.
Дни летят так быстро, и мне ужасно жаль, что лето так скоро кончилось».
После 20 августа 1900 года Сергей Васильевич все-таки поехал на несколько дней в Ивановку.
Кучер Трофим, отвозивший Сергея Васильевича на станцию Раевская, находившуюся в двух верстах от усадьбы, привез мне следующую записку, написанную карандашом:
«Рассчитал сейчас, что по приезде обратно не застану уже Марии Александровны и Юры. Потрудитесь им передать, Елена Юльевна, мой сердечный привет и еще раз мою благодарность за их дружескую услугу. Хотел к ним сейчас заехать, да боялся опоздать.
С. Рахманинов.
Я также взял чужой зонтик вместо своего. Долго сейчас колебался, оставить его у себя или возвратить. Решил оставить и, в свою очередь, предоставить свой зонтик тому, у кого стащил этот.
Поезд, конечно, опоздал».
Не помню, о какой дружеской услуге говорит Сергей Васильевич.
Возвратился он в Красненькое 27 августа 1900 года и привез мне от Наташи следующее письмо:
«Дорогая моя, милая Лелька! Сейчас Сережа уезжает. Пользуюсь случаем, чтобы написать тебе несколько слов… Очень рады были видеть Сережу и пожить с ним опять; страшно жалко, что не могу с ним приехать к вам; я, право, ужасно соскучилась без тебя…
Сережа расскажет тебе все наши новости. Пожалуйста, Лелька, заставь его непременно написать письмо в институт, а то он забудет.
…Так как Сереже теперь очень некогда, то Соня и я, мы тебя очень просим писать нам про него все подробности…
…Напиши мне, какое впечатление произвело на тебя Сережино искусство делать петухов?»
Не знаю, кто в Ивановке выучил Сергея Васильевича делать петухов из бумаги, но когда он занимался такими пустяками, то делал это с необыкновенно серьезным и сосредоточенным видом.
После отъезда Сергея Васильевича из Ивановки Сатины вскоре уехали в Москву, мы же в том году прожили в деревне до половины октября, поэтому нам удалось принять участие, конечно, как зрителям, в охотах, которые каждую осень происходили в Красненьком.
В то время лисы и волки были большим бедствием для населения, они истребляли много скота. Не знаю, существовало ли тогда Общество правильной охоты в наших степных губерниях, но осенью собирались все охотники, у которых были гончие или борзые собаки, и общими силами делали облавы на волков. Красненькое служило сборным пунктом, так как легко могло предоставить приют людям, лошадям и собакам, принимавшим участие в охоте.
Происходила охота обыкновенно в начале октября, когда хлеба были уже убраны с полей. В Краснянских степях было много оврагов, покрытых лесом; там ютились звери. Гончие собаки вместе с загонщиками выгоняли их из оврага, а на поле их встречали борзые и охотники с ружьями, и происходила травля.
Мы с Сергеем Васильевичем верхом на лошадях наблюдали это зрелище, которое, как всякий спорт, действовало очень волнующе. Кажется, мой брат снабдил Сергея Васильевича ружьем, но это было больше для декорации. Все были в приподнятом настроении.
На привалах и вечером у нас охотники наперебой рассказывали о своих подвигах, вероятно немало их приукрашивая, а Сергей Васильевич слушал всех с горячим интересом.
В Красненьком охота продолжалась дня три-четыре, после чего переходила в другие места, к другим соседям.
