class="p1">Вскоре мы все уехали в Москву.
В конце октября Соня заболела инфлуэнцией[167]. 7 ноября я получила от Сергея Васильевича записку следующего содержания:
«Уважаемая Елена Юльевна! Сегодня заболела Наташа. Гр [игорий] Льв [ович] находит, что у нее так же, как и у Сони, обыкновенная инфлуэнца. (У Сонечки сегодня температура немного ниже, и чувствует она себя лучше.)
Пишу Вам с целью узнать, приходить ли мне на урок к Вам? Не боитесь ли Вы заразы?
Ответьте мне, и, конечно, вполне чистосердечно.
Преданный Вам С. Рахманинов.
Р. S. Наташа мне сказала вчера, что приехал Юлий Иванович. В таком случае передайте ему, пожалуйста, мой привет».
В 1901 году Сергей Васильевич приехал в Красненькое в начале мая.
Вскоре после приезда у него был приступ малярии, которую Наташа в своих письмах называет «перемежающейся лихорадкой».
Это сразу несколько понизило настроение и отразилось на энергии, с которой он начал работать, но болезнь удалось скоро ликвидировать, и занятия вошли в обычную колею. Это был единственный приступ малярии за все время пребывания Сергея Васильевича в Красненьком.
В Ивановке в то время было особенно многолюдно и шумно. Кроме периодически приезжавших и уезжавших знакомых, в этом году все лето жил в Ивановке Александр Ильич Зилоти с женой Верой Павловной, четырьмя детьми, одним приятелем, двумя гувернантками и двумя прислугами.
Александр Ильич был во всех отношениях человеком большой привлекательности и обаяния. Он принимал всегда горячее участие в делах Сони, начиная с ее занятий стенографией, и, пожалуй, серьезнее всех относился к ее увлечению науками, к поступлению на коллективные, а затем на Высшие женские курсы и, наконец, к организации для школ музея наглядных пособий по естествознанию. В этом деле Соне помогали все, кто чем мог. Одни засушивали цветы и растения, другие собирали коллекции бабочек и насекомых. Я привезла из Ессентуков сто ящериц в спирту. Конечно, весь сырой материал, доставляемый в таком изобилии музею, намного превышал его потребности и загружал квартиру, в которой он помещался, но таково было общее увлечение.
Александр Ильич, ездивший из Ивановки на несколько дней в Знаменку, привез оттуда двенадцать бутылок прудовой воды с водорослями и инфузориями для микроскопических препаратов. Соня по этому поводу в письме называет его «чудаком», да и действительно у него было немало чудачеств.
У Александра Ильича была одна общая с Сергеем Васильевичем, можно сказать «фамильная», черта: оба они очень любили поддразнивать, но выражалась эта черта у них совершенно по-разному. Поддразнивания Сергея Васильевича никогда серьезно не задевали, всегда были проникнуты дружеской шуткой. Например, он придумывал мне совершенно не существующие у меня недостатки и принимал их за действительность. Наташу он тоже не оставлял в покое. Между прочим, она очень плохо переносила жару, об этом она часто упоминает в письмах из Ивановки и Москвы. Но больше всего она страдала от жары в Красненьком, где в яркий солнечный день температура доходила до 50° выше нуля. Она буквально изнывала днем и оживлялась лишь с наступлением вечерней прохлады. Это дало повод Сергею Васильевичу, поддразнивая, прозвать ее «афинским табаком»[168], который увядает днем, а вечером распускается.
В виде иллюстрации я сняла Наташу при вечернем освещении, сидящую в цветнике среди распустившегося афинского табака с цветком-эмблемой в волосах.
Александр Ильич любил привести человека в мучительное замешательство, сконфузить, заставить покраснеть в большом обществе. Если ему казалось, что кто-то из молодежи к кому-то неравнодушен, он играл со своей жертвой, и это приводило его в восторг.
В конце июля 1901 года Соня мне пишет из Ивановки:
«…Саша по очереди дразнил Рота, француженку, маму и меня, иногда Девулю. Вообще за обедом приятнее сидеть не напротив него, а на одной с ним стороне, так как часто приходится краснеть и конфузиться…»
По мнению Наташи, которое, мне кажется, было совершенно правильным, Зилоти приехал в 1901 году в Ивановку на все лето для того, чтобы быть поближе к Сергею Васильевичу и хотя бы часть лета провести вместе с ним. Зилоти был очень увлечен его новыми сочинениями – Вторым концертом для фортепиано с оркестром ор. 18 и Второй сюитой для двух фортепиано ор. 17, – которые должны были исполняться в Москве осенью текущего года.
Второй фортепианный концерт входил в программу симфонического концерта 27 октября 1901 года в пользу Дамского благотворительного тюремного комитета в исполнении автора под управлением Зилоти, а Сюиту Рахманинов и Зилоти должны были играть 24 ноября 1901 года в Третьем симфоническом собрании Московского филармонического общества.
Приезд Сергея Васильевича в Ивановку в первых числах августа дал им возможность сыграться и приготовиться к этим выступлениям.
9 июня 1901 года Наташа из Ивановки мне пишет:
«…Приехав сюда и попав сразу в такую шумную компанию, я все еще не могу прийти в себя и начать мало-мальски нормальную жизнь… Публика все меняется, совсем как на постоялом дворе, и все это в такую нестерпимую жару, как теперь; положительно есть от чего последние мозги потерять. Зилоти удивительно все милые; дети – это сама симпатия, они все такие ласковые и славные. Один только у них скверный недостаток – они до того много говорят все время, что у меня прямо-таки уши болят иногда.
Я даю уроки музыки (по получасу) трем старшим детям каждый день. Сама же я совершенно не играю, и ты только одна, Елена, можешь понять, до чего это мне больно и обидно. Рояль наш стал так ужасен и фальшив, что я при всей своей неизбалованности всякий раз содрогаюсь, как только ударю какую-нибудь ноту. Дело в том, что клавиатура стала до того неровна, что ни одного пассажа сыграть нельзя, и, по-моему, буду ли я играть на нем или нет, – все равно разницы никакой от этого не будет. Теперь написала настройщику и жду его приезда, хотя вряд ли он сможет исправить что-нибудь; рояль наш отслужил свой век, и больше от него ничего и требовать нельзя.
Саша Зилоти тут одно время учил Сережину Сюиту; я ему говорила, что это ты ее переписала, – он остался очень доволен. Саша ужасно много балагурит и часто нас очень смешит, в особенности он пристает к Соне.
Очень меня беспокоит, Елена, Сережина перемежающаяся лихорадка, это для него очень, очень нехорошо во всех отношениях. Пожалуйста, не позволяй ему быть около воды, так как я уверена, что вся зараза исходит оттуда. Я, конечно, знаю, как мило вы все к нему относитесь, и уверена, что ты следишь за тем, чтобы он принимал лекарства, но, тем не менее, меня эта болезнь очень беспокоит. Говорят, нет ничего труднее, как избавиться от перемежающейся лихорадки.
Если ему не лучше, то посоветуй ему поехать с Максом в степь. Говорят, перемена места лучше всего помогает в данном случае. У Сережи уже раз была эта болезнь,
