людей. Больше всего участников хора привлекли к нам Соня и Володя. Соня в гимназии Арсеньевой училась вместе с Катей Бакуниной, а Володя – в Поливановской с Мишей Бакуниным; они не только часто виделись зимой, но даже летом Бакунины гостили в Ивановке, а Сатины в их имении Первухино в Тверской губернии. Наташа привлекла двух-трех учениц консерватории, а солисткой хора должна была быть Оля Трубникова, обладавшая хорошим голосом и учившаяся у известной в то время преподавательницы Климентовой-Муромцевой. Все как будто бы налаживалось.
Сергей Васильевич, который всегда очень сочувственно относился к таким нашим начинаниям, обещал руководить нашим хором, если партии будут твердо разучены, и рекомендовал нам для начала взять хор Чайковского «Улетал соловушко далеко, во чужую дальнюю сторонку». Мы с Наташей, конечно, взяли на себя разучивание партий, начали переписывать хор по голосам. Между прочим, на одной из организованных репетиций доктор Грауэрман, никогда не учившийся петь, но очень музыкальный и обладавший приятным басом, спел под аккомпанемент Сергея Васильевича рассказ старого цыгана из оперы «Алеко». Это, конечно, очень всех воодушевило. Однако наш хор закончил свое существование, не успев еще по-настоящему окрепнуть.
Вопрос об участии в хоре опять возник в 1901 году. Наташа мне пишет из Ивановки 11 августа 1901 года:
«…При Филармоническом обществе организуется хор, который будет принимать участие в концертах, и участвующие за это получат даровые билеты на все собрания. Я уже обещала Саше поступить в этот хор и надеюсь, что ты тоже туда поступишь. Надеюсь уговорить Олю Эппле и Трубникову принять участие в хоре, и у нас, таким образом, будет своя компания. Напиши мне, согласна ли ты?»
Я, конечно, с радостью согласилась участвовать в хоре, но, к сожалению, организация его осталась неосуществленной.
Первую половину лета 1900 года все против обыкновения проводили не в родных местах и съехались в Красненьком только во второй половине июля.
В первых числах апреля Сергей Васильевич воспользовался приглашением княжны А.А. Ливен погостить у нее на даче в Крыму. Княжна Александра Андреевна была уже немолодой особой; очевидно, личная жизнь ее не удалась, и она всецело отдалась общественным делам; была она очень культурным и отзывчивым человеком и возглавляла Дамский благотворительный тюремный комитет и так же горячо относилась к этому делу, как Варвара Аркадьевна, поэтому на почве общей работы и общих интересов у них установились дружеские отношения. К Сергею Васильевичу княжна Ливен относилась с большой симпатией и была его горячей поклонницей.
26 мая 1900 года по дороге из Москвы в Ивановку в вагоне между станциями Козлов и Тамбов Наташа мне пишет следующее письмо, которое адресует в Париж, где я в то время находилась:
«…Купила себе в подарок концерт Сережи и все время им восторгаюсь: очень красиво! Кстати, Елена, ради курьеза спроси в каком-нибудь магазине, продаются ли там его сочинения? Адрес его: Ялта, дача светлейшего князя Ливен, С.В. Р. Пошли ему открытку непременно, хотя в первых числах июня он, вероятно, уедет. Шаляпины уехали пока в Милан, дачи еще не нашли. Горничная у них перед отъездом заболела, так что Феде пришлось неожиданно заменить няньку, чем он был очень недоволен…»
21 мая Соня мне пишет из Москвы:
«…Совсем убита: недавно пришла бумага… в которой сказано, что коллективные курсы на будущий год существовать не будут. Я каждый день провозглашаю ему (организатору Высших женских курсов в Москве В.И. Герье. – Е.Ж.) анафему…
Представь себе, что Сережа занимался очень много и аккуратно. Это мы знаем не только от него, но даже Ливен написала нам об этом. Вот так чудо! Лишь бы Федя не испортил его в Италии…»
Но уже 18 июня 1900 года Наташа мне сообщает:
«…Представь себе, что Сереже пришлось-таки приехать в Москву в первых числах июня из-за паспорта. Оттуда он проехал в Вену, потом Венецию, Милан и, наконец, в Varazze на дачу к Шаляпиным. Точного адреса мы его еще не знаем, мы пишем так: Italie. Riviera. Varazze poste restante M-r R.[166]; последние известия были из Венеции. По просьбе Сережи, обращаюсь к тебе, Елена, с одним вопросом, – только сперва требую, чтобы ты дала мне честное слово, что ты ответишь правду. Сережа просил узнать вот что: если случится, что ему в Италии нельзя будет больше остаться, – может ли он в августе рассчитывать на то, что ему можно поехать в Красненькое. Со времени приглашения Юлия Ивановича многое могло измениться».
К сожалению, путешествие Сергея Васильевича вышло неудачным и ни в какой мере не оправдало его надежд.
Получив от меня ответное письмо, Наташа сообщает мне 16 июля:
«…Очень благодарю тебя за Сережу, за Ваше любезное приглашение в Красненькое. Думаю, что Сережа не получил твое письмо, так как его адрес изменился. Посылаю его тебе на всякий случай. Italie, Provincia di Genova, Varazze, Maison Lunelli. M-r Rachmaninow.
Я уже писала ему о твоем ответе, но не знаю, удастся ли ему приехать к вам. Очень вероятно, что его планы еще совсем изменятся; во всяком случае, он сам, наверно, вам скоро напишет».
11 июня 1900 года Сергей Васильевич приехал в Варацце и уже 14-го пишет своему другу Морозову о том, как он раскаивается, что не поехал с ним.
В Maison Lunelli, пансионе, в котором он остановился, полная неурядица: «…бегают, перестанавливают, убирают и пылят, – а жара сама по себе еще. Беда просто! Не привык я к такому беспорядку…» – пишет Сергей Васильевич. И дальше, в письме от 22 июня:
«…такой домашний режим, какой здесь существует, не для меня и не по моим привычкам. Несомненно, я сделал ошибку! Хотя комната у меня отдельная, но около нее бывает иногда такой крик и шум, что это только в таком доме, как наш, можно встретить…»
И 18 июля 1900 года:
«…Завтра я уезжаю отсюда в Россию и никуда более. Жизнь здесь мне надоела до тошноты, да и работать, хотя бы от жары одной, невозможно…»
Из всего сказанного ясно, что путешествие за границу не принесло Сергею Васильевичу ничего, кроме утомления и разочарования вследствие полной невозможности спокойно работать.
В первых числах мая я вместе с моими родителями тоже поехала за границу. Отец мой должен был пройти курс лечения на курорте Вильдунген. Пожив с ними недели две, я уехала в Париж на выставку.
Между прочим, перед отъездом за границу Сергей Васильевич посоветовал мне купить в Берлине переписку Вагнера с Листом и перевести ее на русский язык.
Эта мысль, вероятнее всего, была подана Александром Ильичом Зилоти, который обожал своего учителя Листа и стремился шире познакомить русских читателей с его личностью, жизнью и деятельностью.
Я, конечно, с энтузиазмом откликнулась на этот совет, и первое, что я сделала в Берлине, – прибрела эту переписку, изданную в двух томах.
Начала переводить, конечно, уже по возвращении в Красненькое. Принялась я за дело очень горячо, каждый день выполняла известную норму. Владела я языком совершенно свободно, так
