неровности, словно для этого и предназначались. Мальчик без труда добрался до комнаты, где держали Яну. Она сидела на стуле, окруженная зеленоватой энергией. Спала с открытыми глазами.
— Проклятый наследник! — воскликнул самый молодой из двух находившихся в комнате стражей границы.
— Осторожнее со словами, — холодно произнес второй. — И сдерживай, пожалуйста, эмоции, если хочешь присоединиться к старшим стражам.
— Я работаю вслепую! Не знаю, что стираю! Он полностью перекрыл доступ ко всем людским воспоминаниям!
— Ты главное слишком далеко не лезь.
— Я заменил им воспоминания. Всего пара дней. Всё, что смог. И это говорят, что наследник в этом поколении самый слабый из всех.
Невидимый собеседник хмыкнул:
— Амрон — существо высшего порядка. И если он ставит защиту, то пробить её можно совместными усилиями нескольких мощных конклавов магов.
— Как же хорошо, что таких существ мало.
— Заканчивай работу, нам пора их возвращать домой.
Олег дождался, когда неизвестные покинут помещение. Он проник через окно, раскрывшееся перед ним, едва он прикоснулся к стеклу. Мать никак не отреагировала на его появление, а приблизиться к ней помещал барьер из зеленой энергии. Олег прикоснулся к преграде, намереваясь пробить её точно так же как купол.
— Сделаешь это, и сюда слетятся сотни стражей границы, — послышался бархатный голос за спиной.
— Что вы ко мне прицепились? — огрызнулся Олег, не сводя взгляда с Яны и не поворачиваясь к дяде. — У вас своих детей нет?
— У меня их больше сотни… или двух сотен. Точное количество не помню, так как они подыхают часто.
— Значит, вам не понять…
— Смирись, она не знает, кто ты для неё. Она не расстроится.
Дядя ошибался. Яна не помнила Лимру и Амрона, но не его. Олег на мгновение представил, что будет с ней, когда она не обнаружит его дома. Может, пускай слетаются все эти стражи, они с мамой сбегут или хотя бы попытаются сбежать домой. Но поймают же. Впервые Олег пожалел, что не владел магией и не мог управлять даром, не знал как обмануть тысячи инопланетян и вернуться домой.
— Без воспоминаний проще и легче, — по-своему понял молчание племянника Генлий. — Не зря есть процедура по стиранию памяти — она популярна и приносит немалый доход.
— Почему её не спросить? Хотела ли она помнить о своих детях⁈ Это несправедливо!
— Несправедливо говоришь? Тебе отец рассказывал, кто такие каральи и как их готовят?
Олег отрицательно повертел головой, а Генлий что-то нажал на своем поясе. Прямо из воздуха материализовалась женщина, закутанная с ног до головы в эластичные тряпки и со святящимися мечами в руках. Больше всего пугал её пустой, абсолютно безразличный ко всему взгляд.
— Она всю жизнь спит, пока тело сражается, — провел перед её глазами рукой Генлий. — Достигается это чудовищными пытками. Жертва сходит с ума от боли и предпочитает сон реальности. А знаешь, как их заманивают? Их соблазняют. Цинично влюбляют только с одной целью, чтобы сделать каралью. К хозяину её привязывают с помощью ребёнка, чтобы она не смогла нарушить приказов и никогда не проснулась. Твоей матери очень повезло, что твой отец — Инаран, а не я.
— И мне повезло, что вы не мой отец, — согласился Олег с омерзением. — Вы бы меня точно не спасали, как это делал он.
— Ты прав. Я бы бросил тебя подыхать. По сути Инаран — единственное существо, на которое мне не насрать.
Лгал. Перед глазами Олега пронеслись его детские воспоминания, когда мамой он называл… Алираю. Она не приходилась ему родной матерью, но растила его вместо той, что родила и бросила как щенка. На безымянных могилах её воспитанников всегда лежали свежие цветы — её любимые — сиреневые имры. И долол растерзал бы любого, кто попробовал бы тронуть Инарана — последнего воспитанника Алираи — последнее напоминание о ней.
— Марш спать, — вывел Олега из транса Генлий. — Пока Инаран не оклемается, я тебе повторно сбежать не дам. Подохнешь ты, он расстроиться, а значит, расстроюсь я, потому что расстроился он.
— Странный вы.
— Какой есть.
В спальне Олега ждала чужая кровать. Кровать Амрона, не его.
* * *
Утром вернулась Льяри с результатами обследования. Олег впервые увидел себя в разрезе и не узнавал ни одного органа, за исключением сердца, но даже оно имело совсем другую форму и размер.
— Твой фиар видоизменили, — Льяри ткнула в орган возле сердца. — Он сейчас имеет эволюционную адаптацию, как если бы ты жил в мире, где кругом приборы, работающие на электроэнергии.
Олег машинально кивнул. Так оно и было. В его мире ничего не работало без электричества.
— Для электроники наш фиар — враг, поэтому обычно фиар обрастает мембранной для того, чтобы максимально понизить фон от его работы. То есть адаптируется под внешнюю среду. Но у тебя мембрана в зачаточном состоянии, и фиар предпочитает бездействовать. И нам надо отрастить мембрану, чтобы ты смог снова летать. Для этого надо искусственно запустить фиар, чтобы он постоянно работал.
Она развернула чехол с большим количеством местных шприцов.
— Один укол в день и через месяц ты полетишь.
Олег сел за стол со спиральной ножкой и погладил шприц. В душе снова проснулась тоска по небу и чему-то утраченному. Его раса умела летать. Он повернулся к голограмме с анатомией и долго смотрел на неё.
— Что во мне… от человека? — тихо спросил Олег.
— Человека… — не поняла Льяри.
— От матери, — подсказал Генлий.
Веронка сконфузилась и довольно нервно ввела данные.
— Ты взял от мамы что-то незначительное, — сказала она, — у человека очень слабые эволюционные приспособленности, не пригодные для нас. Ты человек на три процента…
— Три процента⁈ — воскликнул Олег.
— Три — очень много для нашей расы, — снова не поняла Льяри, — обычно меньше. Максимально мы берем от второго родителя не нашей расы тридцать процентов, больше уже ведет к нестабильным и вредным мутациям, бесплодию. А если ребёнок наследует больше семидесяти процентов, то… получаем такое, — она указала на Генлия.
Лицо долола глумливо исказилось.
— Он единственный на моей памяти верон на тридцать процентов, — пояснила Льяри. — У него есть видоизмененный фиар, генерирующий электричество, но не дающий способности к полету. Он не подвержен воздействию нашей магии и на него распространяются многие наши особенности.
— Например, кровные узы, — подсказал Генлий. — И у меня они не порваны.
Льяри проигнорировала его намек.
— Амрон, — обратилась она к мальчику, — твои изменения… не критичны, они на какое-то время затормозят твое передвижение. Придется месяц походить пешком.
У Олега приподнялся уголок рта. Знала бы она, что он всю жизнь только и делал, что ходил пешком, мечтая о возможности взлететь.
— Не переживай, ты восстановишься, — поняла его поведение
