Он попросту должен опираться на закон и пояснить, как обстоит дело, поскольку ее судьба связана с его судьбой. Она его жена и обязана поддерживать его, даже если это ей не по душе. Обязана подчиниться его правилам игры.
Ха! Амелия никогда в жизни не станет подчиняться чьему-то диктату. У этой женщины своя голова на плечах.
Он тяжело вздохнул.
– Хм-м? – сонно промычала Амелия, уютно пристроившись головой на плече у Лукаса.
– Ничего, дорогая, – пробормотал он. – Спи спокойно. Она снова задремала, а Лукас залюбовался ее пышными кудрями, рассыпавшимися по плечам. Его член встрепенулся, но Лукас отвернулся и поспешил опустить голову на подушку.
Господи, да он готов бежать за ней, словно беспородный пес. Как же сильно он увлекся, это просто опасно. Он дорожит ее обществом – и не только в постели. Так не годится. Мужчина не может чувствовать себя хозяином в собственном доме, если жена имеет над ним такую власть. Его собственный отец служит тому примером.
Уинтер уныло уставился в потолок. Решено. Он отучит себя от чрезмерного тяготения к ее обществу. Будет радоваться тому, что она сама ему предложит, а она, несомненно, это сделает, но ему следует соблюдать осторожность. Ведь если он покажет, насколько нуждается в ней, если проявит слабость, Амелия так быстро поработит его, что он никогда и не вырвется на свободу.
А так он рисковать не мог.
Глава 19
Дорогой кузен,
лорд и леди Тови едва не сошли с ума от беспокойства, а я чувствую себя немногим лучше. У меня был соблазн сообщить им те сведения о майоре, которыми Вы снабдили меня несколько дней назад, но пока мы не узнаем, с каким из мужчин оказалась в конечном счете леди Амелия, я не думаю, что стоило бы злоупотребить Вашим доверием.
Ваша встревоженная кузина
Шарлотта.
Какая-то не в меру дерзкая горничная отвела волосы Амелии у нее с лица и разбудила ее. Амелия схватила ее руку и замерла в испуге, так как почувствовала, что рука большая, волосатая и, несомненно, мужская.
Амелия открыла глаза и увидела склонившегося над ней Лукаса, полностью одетого.
– Пора вставать, дорогая, – негромко и чуть хрипловато произнес он.
Все вспомнилось ей в мгновение ока – почему он здесь, где они и чем она занималась, совершенно голая, под укрывающими ее простынями.
Раньше Амелия никогда не спала голая, да еще с мужчиной. В любое другое время она нашла бы это дико пугающим. Однако окно за спиной у Лукаса показывало, что еще темно, а чувствовала она себя после их бурной ночи вялой и слабой.
Амелия закрыла глаза и уткнулась в подушку.
– Уйди.
– Вставай, Амелия, – сказал Лукас уже более твердым голосом.
– Не сейчас, – пробормотала она.
– Ты можешь поспать в карете.
Она вздохнула. Майор Уинтер не позволит ей остаться в постели, если она не совершит нечто вызывающее. Открыв глаза, Амелия оперлась на один локоть так, что простыня соскользнула, обнажив ее грудь.
– И ты мог бы забраться обратно в постель, – сказала Амелия.
Он замер. Сатанински-черные глаза пробежали по ней, пол ыхнув огнем, от которого она вздрогнула. Этот взгляд напомнил ей, что Лукас знает каждую линию, каждую ямочку, каждый изгиб ее тела и что он ласкал и целовал их всю долгую ночь их приключения.
Глаза с тяжелыми веками встретились с ее глазами.
– Мы можем заниматься этим и в карете, Далила. А теперь одевайся. Гостиница переполнена, и мы не получим ни лошадей, ни форейтора, если не встанем рано.
Он протянул ей нечто матерчатое, при ближайшем рассмотрении оказавшееся ее нижней рубашкой. Амелия смутно припомнила, что ночью Лукас прополоскал все ее нижнее белье в ванне, выжал и повесил сушить у камина. Рубашка пахла свежестью и была приятно теплой на ощупь.
– Нет, не делай этого, – сердито проворчал он, когда Амелия, взяв у него рубашку, попыталась завернуться в нее, как малый ребенок в одеяльце, и прильнула щекой к нагретой ткани. – Мы должны выехать в Лондон как можно скорее.
– Почему? – пробормотала она.
– Потому что не хотелось бы давать Помрою время распространить грязные слухи. Я ему не доверяю.
– Он не станет болтать. Это не в его интересах.
– Но ведь тебе и в голову не приходило, что он может тебя похитить, а он это сделал. —Амелия хмуро взглянула на Лукаса, и он добавил: – Кроме того, твои родители, должно быть, с ума сходят от неизвестности.
Амелия вздохнула. Аргумент был убедительным, с этим не поспоришь. Она села и протерла глаза. Огляделась. В комнате был полный порядок. Ванну и мокрые полотенца из комнаты убрали, ее испачканное платье и нижние юбки были аккуратно сложены на комоде, чулки и панталоны висели на спинках стульев у камина. Ясное дело, жизнь с солдатом имеет свои положительные стороны.
– Хочешь чаю? – спросил Лукас.
– Звучит заманчиво.
Амелия наблюдала, как Лукас наливает ей в чашку чай из горячего чайника, который стоял на столике у окна и пускал из носика пар. Чашку он поместил на поднос, уставленный еще чем-то.
– Это завтрак? – спросила Амелия, глазам своим не веря. Нет, жизнь с солдатом и впрямь имела свои преимущества.
– Завтрак для тебя. – Лукас поставил поднос ей на колени. На подносе были тосты, масло, вареное яйцо и ломтики ветчины. – Я уже поел.
Амелия уставилась на него в изумлении:
– Господи помилуй, когда же ты встал?
– Часа два назад.
– Еще не рассвело! Ты с ума сошел?
Лицо его приняло замкнутое выражение, когда он ответил:
– Я сплю немного в последние дни.
– Что верно, то верно. – Амелия отпила из чашки. – Надеюсь, ты не станешь будить меня засветло каждое утро?
– Это зависит от обстоятельств, – произнес он сдержанно, однако твердо. – Но во время нашей поездки можешь на это рассчитывать. – Когда Амелия принялась за еду, он подошел к гардеробу, достал из него муслиновое платье, нижние юбки и шерстяной плащ, принес и положил все это на постель, – Можешь надеть.
Его решительные манеры и отрывистые команды начали раздражать Амелию.
– В самом деле могу? – спросила она с откровенной иронией.
Он явно не оценил ее иронию.
– Оно тебе будет впору. Я сказал хозяйке гостиницы, что хорошо заплачу ей, если она подберет подходящее по размеру платье, и она ответила, что у нее такое имеется. Однако обувь я найти не смог, и тебе придется надеть твои вечерние туфельки.
– Откуда ты взял деньги на все это: венчание, номер в гостинице, одежду?
Он был явно оскорблен.
