– Я получаю жалованье, как и любой американский офицер.
Ох, Господи, теперь она задела его самолюбие, хотя и знала, что мужская гордость – вещь деликатная.
– Прости, пожалуйста, я вовсе не имела в виду...
– Я вполне могу позволить себе содержать жену, если тебя беспокоит именно это.
– Я уверена, что можешь. – Амелия помолчала, тщательно подбирая слова. – Видишь ли, в тот вечер, когда мы познакомились, ты сказал, что деньги, которыми ты владел, пропали. А можешь ли ты винить меня за то, что я пришла к выводу, что средства твои... ограниченны?
На щеках у Лукаса задвигались желваки.
– Я имел в виду, что у меня нет большого состояния. Но я достаточно обеспечен, – ответил он, помолчав.
Амелия с самым безмятежным видом начала намазывать тост маслом, обдумывая при этом, как бы поудачнее поддержать деликатную тему разговора.
– Ведь есть и мое состояние...
– Нет! – Лицо у Лукаса вспыхнуло от гнева. – Мы не станем его трогать.
– Почему же?
Глаза его смотрели на нее в упор – черные, как обсидиан, и, казалось, такие же твердые.
– До тех пор, пока я не узнаю, откуда у твоей мачехи такое состояние, мы не притронемся к твоему приданому. Насколько мне известно, каждое пенни из ее денег принадлежит нашему флоту.
– Только в том случае, если Долли виновна, – возразила Амелия, откладывая в сторону недоеденный тост.
– Если она невиновна и деньги достались ей по закону от ее первого мужа, тогда мы вернемся к обсуждению этого вопроса.
Отодвинув в сторону поднос, Амелия встала с постели и натянула на себя нижнюю рубашку.
– Что ты имеешь в виду под обсуждением?
– Когда вся эта запутанная история с Фрайерами придет к концу, я, вероятнее всего, займу высоко оплачиваемую должность, достаточно высоко, чтобы я мог содержать семью. Я не нуждаюсь в твоих деньгах.
Амелия чувствовала, что позиция у нее шаткая, но все же считала, что, пожалуй, лучше договориться обо всем теперь, пока они в состоянии рассуждать рационально, а не тогда, когда в результате вполне вероятного кризиса такого преимущества у них не будет.
Она натянула панталоны.
– Нужны они тебе или нет, но эти деньги у тебя есть, так что, мне кажется, было бы глупым ими не пользоваться. – Заметив, что он ощетинился, она тут же добавила: – Я не сомневаюсь, Лукас, что ты можешь позволить себе достойно содержать жену и семью, но какая беда от того, что мы станем тратить мои деньги на дополнительные радости и удовольствия?
– Ты научишься обходиться моими заработками, Амелия, и давай на этом поставим точку.
Он подошел к.своему ранцу, который захватил с собой в дорогу, достал оттуда кинжал и спрятал его в один из внутренних карманов сюртука.
Амелия быстрыми, резкими движениями закрепила подвязки на чулках.
– А почему я должна так поступать?
Лукас помолчал, весьма выразительно глядя на нее.
– Потому что я так говорю. Я твой муж и намерен быть хозяином в собственном доме. Неужели вас, английских леди, этому не учат?
– О, учат, и еще как! – выпалила она. – Почему, по твоему мнению, я до сих пор оставалась незамужней?
Этот выстрел попал в цель. Лукас запустил пальцы в волосы и пробормотал какое-то невнятное проклятие.
– Я всего лишь говорю, что лучше бы тебе научиться жить так, словно у тебя нет неисчислимого количества денег, которые ты привыкла иметь в своем распоряжении.
– Неисчислимого количества денег! – Кровь у Амелии закипела. Подойдя к Лукасу, она ткнула его пальцем в грудь. – Я хочу, чтобы ты знал, Лукас Уинтер, что, пока не появилась Долли, у нас с отцом едва хватало денег на еду. Пока я подрастала и мы жили в обыкновенном коттедже, папа содержал нас на деньги за статьи, которые он писал в журналы для джентльменов. Когда мне исполнилось двенадцать лет, умер дедушка, и папа унаследовал имение. Он не унаследовал деньги, потому что их не было. Папа тратил все свое время на чтение книг о земледелии и старался добиться, чтобы имение хотя бы окупало расходы, а я вела домашнее хозяйство настолько бережливо, насколько могла это делать девочка двенадцати лет. – Она еще раз ткнула его пальцем в грудь и продолжала: – Так что я отлично знаю, что значит беречь каждый пенс. Я знаю, как накалять докрасна кирпичи в очаге, чтобы потом греть ноги. Ведь не каждому по карману поддерживать огонь в камине всю ночь. Я знаю сотню способов готовить рыбу, пойманную в собственном пруду. И я могу в точности описать, как делать камышовые свечи, если даже сальные слишком дороги. И более того...
Лукас налету поймал ее палец, устремленный ему в грудь.
– Хватит, – произнес он с хрипотцой в голосе. – Я тебя понял.
Однако Амелия еще не выговорилась.
– Была ли я счастлива, когда появилась Долли со своими деньгами и великодушной добротой и облегчила мою жизнь? Когда я смогла оставить позади существование, полное тяжелой и нудной работы, и обрести перспективу на реальное будущее в Лондоне? Когда вместо того, чтобы всего лишь читать о приключениях других людей, я получила возможность посещать музеи и выставки, разговаривать с такими людьми, как генерал Помрой? Да, признаюсь честно, я была в восторге.
Гнев ее разгорелся, и она рывком высвободила свою руку из руки Лукаса.
– Но я могла бы вернуться к жизни на гроши в одну секунду, если бы это потребовалось. Что бы ты обо мне ни думал, я знаю, как выжить, довольствуясь малым. И если ты воображаешь, что можешь диктовать мне, как и сколько денег, появившихся у меня в связи с замужеством, я вправе тратить, то...
– Успокойся, милая. – Взяв ее лицо в ладони, Лукас поцеловал Амелию в губы. – Успокойся, умоляю тебя. Я ничего не знал о тяготах твоей семьи. Я просто подумал...
– Что я легкомысленная девчонка, которая только и мечтает о драгоценностях и нарядных платьях и ввергнет тебя в долги.
Она оттолкнула его, нимало не смягчившись от того, что он попытался унять ее гнев поцелуем.
– Но я такого не говорил, – нахмурился Лукас.
– Нет, говорил. За чаем. Ты сказал, что для женщин самое главное – деньги.
– Да будь это все проклято, Амелия, в тот день я был зол, потому что думал, будто ты отказалась отобедать со мной у Кирквудов. На самом деле я так не считаю.
Он отошел от нее и принялся укладывать вещи в ранец.
– Но ты говорил вполне уверенно.
– Слушай, сейчас у нас нет времени на споры, – сказал он с раздражением. – Одевайся, и в карете мы поговорим об этом, сколько тебе заблагорассудится.
Амелии хотелось спорить с ним именно сейчас, но она понимала, что Лукас прав.
– Хорошо, – бросила она, испепелив Лукаса негодующим взглядом.
