— Сама знаю.
— Наверное, надо доложить сержанту.
— Что доложить? Нам нечего докладывать.
— Да, но…
— Доложим после разговора с ней.
— Не знаю, Мэри Маргарет.
— Я знаю.
С этими словами она обогнала попутный автомобиль, и резкое ускорение отбросило их обоих на спинки сидений.
— Знаешь, Джек, не бери в голову.
Это было здесь. Каждый, кто способен ВИДЕТЬ, мог бы заметить это по покрову, окутавшему трехэтажный викторианский дом. Эван очень осторожно выслеживал Адепта Тьмы вплоть до логова, используя только крохотные кусочки силы. Поэтому работа, на которую требовались секунды, заняла часы. Но зато можно было надеяться, что Адепт Тьмы не заметит слежки.
Эван осторожно прощупал дом и нашел там только одну жизнь — темную, но человеческую. Все свидетельствовало о том, что здесь кончается след. Отбросив с лица волосы, он прошел по дорожке и позвонил. Звонок отозвался по всему дому эхом, и послышались шаги.
— Чем могу служить?
Седые волосы, выцветшие голубые глаза и неожиданно черные брови. Голос уверенный, тщательно модулированный, но лишенный всяких эмоций.
Эвану потребовалось все его самообладание, чтобы не вспыхнуть и не обратить этого человека в Свет так же глубоко, как он был сейчас обращен во Тьму. Вместо этого, протянув руку, дрожащую от необходимости сдерживаться, он коснулся груди человека и вернул его к тому, чем он был, пока не начал свою губительную работу Адепт Тьмы. Но Эван оставил ему память о Тьме и о том, чем он чуть не стал.
Человек выпучил глаза, поднес руку ко рту и отскочил от двери.
Эван вошел и аккуратно закрыл за собой дверь. Он молча направился по следу Тьмы вверх по лестнице и оказался в комнате, которая когда-то была большой и приятной спальней. Здесь не было так плохо, как в отеле, но и Тьма была здесь не так долго.
Вдруг весы сдвинулись, и Эван чуть не вскрикнул, такой силы был удар. Вскрикнул он потом, когда ужас из отдаленной комнаты Ребекки донесся до него. По его лицу текли слезы, но он стоял как вкопанный, хотя сердце его разрывалось пополам.
«Прости меня, Леди, но если для уничтожения Тьмы я должен буду пожертвовать тобой, я это сделаю».
Адепт Тьмы, насвистывая, повернул к дому — ну просто вылитый молодой преуспевающий менеджер. Сегодня вечером он был собой доволен: все складывалось так, что проиграть невозможно. Выживет Ребекка или умрет, Свет будет занят только тем, чтобы остановить его, Тьмы, орудие. И какое орудие: вся жизнь, состоящая из разочарований и мнимых унижений, сжатая в один кулак. Девственность ее была лишь дополнительной премией, взятой лишь постольку, поскольку она ею дорожила.
Адепт Тьмы толкнул дверь и пошел вверх по лестнице.
— Хозяин, сверху!
Предупреждение еле успело. Адепт Тьмы бросился вниз от вспышки сияния, сама близость которого скрючила его болью. Он зарычал в лицо Света и пропал.
Эван медленно спустился с лестницы, окруженный сиянием славы.
— Дважды ныне, — сказал он седому, который дрожал, хныкал и прятал глаза, — по своей воле выбрал ты Тьму. Немногим дается второй шанс. Третьего у тебя не будет.
Он сцепил руки, и в них вырос огненный меч.
Квартира Ребекки была освещена лившимся в окна неясным светом ночного города. Ребекке дали кружку теплого молока и уложили спать. Дару растянулась на кушетке, коса свесилась до полу. Роланд сидел на табуретке, подбирая на Терпеливой колыбельную. Когда появился Эван, он медленно встал и еще медленнее отложил гитару.
— С возвращением, — произнес он.
Лицо Эвана осветилось. Он уже всерьез думал, что больше не увидит Роланда.
— И тебя также. — В его словах бушевала радость.
Роланд не стал улыбаться в ответ.
— Где тебя черти носили? Ты был нужен Ребекке!
— Я знаю. — Радости больше не было. — Я ощутил ее страх.
— И наплевал?
— Я не мог прийти.
— И когда ты был нужен мне, ты тоже не мог прийти? — Роланд протиснулся мимо него и включил свет. В темноте Эван излучал ослепительное сияние, был слишком нереален, слишком недоступен обвинению.
Дару что-то недовольное пробормотала сквозь сон и села, протирая глаза. Увидела Эвана, уловила выражение лица Роланда и решила, что с приветствиями можно не спешить.
— Ну? — Роланд схватил Эвана за плечо и развернул к себе лицом. — Где ты был, когда я… когда я… — тут его голос задрожал, и он смахнул слезу, — когда ты был мне нужен!
Эван развел руками, тихо прозвенев браслетами.
— Даже ради твоего спасения я не мог прекратить битву с Тьмой. Прости меня.
— На хрен мне твое «прости»!
— Самая крепкая сталь, — спокойно сказала Дару, — выходит из самого жаркого огня.
— Да? — резко обернулся к ней Роланд. — А кто-нибудь спросил сталь, хочет ли она лезть в этот сволочной огонь?
И он так же резко снова отвернулся к Эвану, зная, что Эван прав и что он не мог рассчитывать на преимущество перед всеми жизнями, которым угрожала Тьма, но даже от самого этого знания было больно.
— А Ребекка? — спросил он.
— А я все понимаю, Роланд, — подала голос Ребекка.
Гнев Роланда угас.
— И я тоже, детка. — Он посмотрел в глаза Эвану. — В самом деле.
Но он и не пытался скрыть боль. Эван кивнул, разделяя его боль, больше ничего он сделать не мог и повернулся к Ребекке.
— Я бы пришел, если б мог, — сказал он ей.
— Я знаю, — улыбнулась она.
— Ладно, — Дару подобрала ноги на диванчик, освобождая место, — ты лучше сядь, Эван, и мы тебе расскажем, что тут без тебя было. Или ты уже знаешь?
— Нет, не знаю. — Он сел на диван, притянул к себе Ребекку и прижал к сердцу.
И по порядку, начиная с пробуждения Роланда в аллее, — по молчаливому согласию никто не спросил, что было до того, — Эвану рассказали события этого вечера.
— А когда полиция уехала, — закончила Ребекка, — мы пошли наверх, и Дару заставила меня ле…
Она в недоумении воззрилась на окно. Остальные повернулись.
На подоконнике сидел Том с исключительно самодовольным видом и держал в зубах извивающуюся частицу Тьмы. Он спрыгнул, прошлепал через всю комнату и положил свою ношу к ногам Эвана.
Вокруг нее тотчас же возникла клетка света.
— Большое спасибо, — серьезно сказал коту Эван.
Том зевнул.
— Что это? — спросила Дару, разглядывая шевелящуюся черную каплю.
— Именно то, на что оно похоже. Клочок Тьмы, отпочковавшийся и наделенный ограниченной жизнью.