— Я голоден, — проныл Бен. — Твоя кровь, хозяин, — я чувствую ее запах у тебя в жилах. Она зовет меня.
Ночекрыл заклекотал от смеха и взмыл над кучей хвороста, под которой укрылась Янтарка.
— Давай, займи предназначенное тебе природой место.
Бен что-то неразборчиво промычал. Его целью было вовсе не предназначенное ему природой место. Ему нужно было любой ценой отвлечь нетопыря, и в его распоряжении был лишь один способ сделать это. Его тонкий, как игла, хоботок был готов пронзить плоть Ночекрыла — оставалось только не промахнуться мимо яремной вены.
А тем временем Янтарка выбежала из-под куста и снова оказалась на открытом месте. Ночекрыл прошипел заклинание:
— Ты не в силах со мной сражаться. Я — великий бессмертный мистик. Я — Эдгар. Аллан. По.
Янтарка как раз вспрыгнула на большой круглый камень и оглянулась через плечо на догоняющих ее Ночекрыла и Бена… когда у нее вырвался ужасный крик.
Камень под ее лапками начал на глазах плавиться, словно масло, и она плавилась вместе с ним, превращаясь в еще одно гибридное создание — полумышь-полукамень.
Она горестно кричала, и Бен, сердце которого разрывалось от муки, изо всех сил пожелал снова стать фамильяром Янтарки, чтобы его магическая сила могла потечь к ней.
* * *
Янтарка смотрела вверх, на скользящую над ней Ночекрылову тень. Эта тень была слишком велика для летучей мыши, она закрывала собой все небо.
У Янтарки не осталось ни капли магии. Последние остатки волшебства покинули ее, когда она убила орлозмея, направив свою иглу ему прямо в глаз.
И сейчас она знала, что пришел ее смертный час. Весь заколдованный лес был битком набит монстрами. Они мчались к ней от пещеры и со всех прочих сторон; она уже слышала их тяжелое дыхание.
Единственное, что ей оставалось, — это бежать, бежать изо всех сил куда глаза глядят, через подлесок, надеясь только на то, что он достаточно густой, чтобы хоть на немного задержать преследователей.
Она вылетела на открытое место. Под лапами у нее был коричневый песчаник; раздалось шипение нетопыря, и камень начал таять под ней, засасывая вниз, поглощая и растворяя, становясь с ней одним целым.
Она попыталась вытащить лапки, освободиться, но они как будто замерзли, полностью потеряв подвижность. Она превращалась в камень!
Она слышала странный звук — точно камни и потрескивали, стукаясь друг об друга, — и чувствовала, как волна окаменения поднимается до колен, до пояса, как стремится вверх, к груди.
Время словно остановилось. Нетопырь висел в воздухе над ней, и Бен отчаянно вонзал и вонзал в него свой хоботок, как если бы это было копье.
Ночекрыл был столь горд и уверен в своем могуществе, что летел с закрытыми глазами, распахнув свои огромные уши парусами навстречу ветру.
«Нет, — обрушилось на Янтарку озарение, — он ни в чем не уверен. Ему слишком светло. Он летит по звуку!»
Камень уже поднялся ей до груди и через мгновение должен был достичь горла.
И тогда Янтарка сделала единственное, что могла. Собрав все силы и готовую угаснуть надежду, она крикнула:
— Оставь нас в покое!
Вырвавшийся из ее гортани звук был громче свистка локомотива. Он вспорол лес и сорвал листву с деревьев. Он отразился от гор и вознесся к облакам, густея и понижаясь, как гул большого колокола.
И он ударил в Ночекрыла с силой пушечного ядра.
Большеухий нетопырь, ослепленный солнцем и ориентировавшийся исключительно по звуку, сделал крутой вираж и со всего размаху врезался в дерево, ветви которого были похожи на корявые цепляющиеся пальцы, сучки на коре напоминали полные отчаяния глаза, дупло зияло, как раззявленный в муке рот, а безлистные ветви бесполезно вздымались в равнодушное небо.
Послышался хруст ломающихся костей, и нетопырь шлепнулся вниз комком меха и смятых крыльев, приземлившись прямо в куст дикого огурца, чьи лиловые цветки восхищенно причмокнули, а побеги и усики нежно обхватили тушку и утянули ее в грязь у корней. Через секунду от Ночекрыла не осталось и следа.
От земли начала подниматься дымка, черная струйка росла и росла, расплываясь в силуэт огромного дракона. Потом налетел ветер и рассеял тень, унося ее прозрачные безвольные останки в сторону моря.
Глава двадцать первая САМАЯ КРАСИВАЯ МЫШЬ НА СВЕТЕ
Чтобы проиграть, тебе нужно сначала сдаться.
Бушмейстер
«Да, мы совершенно определенно изменили мир».
Бен упал на брюшко и некоторое время любовался порхающими перед глазами разноцветными звездочками — последствиями Янтаркиной звуковой атаки. Потом он посмотрел вокруг — чудовища все так же мчались к Янтарке со всех сторон. Она стояла перед ними — маленькая каменная мышь, неподвижная, безразличная ко всему. Она превратилась в статую.
Чудовища собрались вокруг нее, молча уставившись на крохотное изваяние. Тут были и угреножка, и Славный Клык, и пиявкоскунс, и скорпионокрыс. Со всех сторон прибывали все новые и новые чудища.
Никто из собравшихся не издавал ни звука.
Теперь, когда Ночекрыла больше не было, они как будто растерялись.
Бен со всех своих восьми ног кинулся к статуе.
Голова Янтарки была задрана вверх, рот открыт, а в глазах застыло исступленное выражение — все как в тот момент, когда она закричала на Ночекрыла.
Бен взобрался на статую; его глаза были полны слез.
— А со мной теперь что будет? — вскричал он. — Ты не можешь просто так бросить меня здесь. Янтарка?! Ты меня слышишь?
Но Янтарка оставалась недвижима. Немигающим взглядом она смотрела на утреннее солнце.
— Прости меня, — сказал Бен горько, уткнувшись головой в камень. — Прости за то, что тебе так много пришлось из-за меня пройти. За то, что я пытался скормить тебя ящерице. За то, что пытался бросить тебя на произвол судьбы. Вернись, Янтарка. Вернись, и я навсегда останусь с тобой. И помогу тебе освободить всех мышей мира.
Но все было напрасно.
— Она мертва, парень, — прорычал Славный Клык. — Они мертвы все — те ребята, которых превратили в камни и деревья. Они теперь не живее Ночекрыла.
Бен резко обернулся к нему. Сейчас этот странный змей с яркими картинками вдоль спины казался ни дать ни взять следующим кандидатом на пост нового главы САДИСТа.
— Ты! — ткнул в него Бен. — Ты знаешь магию? Умеешь колдовать? Можешь превратить ее обратно в мышь? Я могу сработать как твой фамильяр.
Но Славный Клык только покачал головой.
— Помимо окраски, ничего волшебного во мне нет и не было, — сказал он.