Двое советников из числа воскрешенных были, как водится,военными. Женщина-адмирал и генерал. «Темная карта», как именовал Найлзтрадиционно неполитическое и невоенное место в совете, досталась крупномумагнату, владельцу интеллектуальной собственности Акс Минк. Оксам прежденикогда с ней лично не встречалась. Баснословное богатство этой женщинывынуждало ее окружать себя плотным коконом безопасности. Как правило, онаобитала на одной из своих личных лун — спутников планеты Шейм, родной сестрицыРодины. Оксам почувствовала, как некомфортно ощущает себя Минк здесь, лишеннаяобычной свиты телохранителей. Зря она боялась. В могиле было не так безопасно,как в Алмазном Дворце.
— Дабы придерживаться полной объективности, —проговорил мертвый генерал, — заметим, что мы еще не являемся военнымсоветом в полном смысле этого слова. Сенату пока даже не известно о нашемсуществовании. Пока мы действуем в обычных рамках власти ВоскрешенногоИмператора: контроль над флотом, Аппаратом и Живой Волей.
«Власти предостаточно», — подумала Оксам. Это означалоуправление военными, политиками и невероятными богатствами Живой Воли — всеминакоплениями возвышенных, которые по традиции добровольно передавалисьИмператору. Одной из движущих сил развития капитализма на Восьмидесяти Планетахбыло то, что самые богатые всегда относились к числу возвышенных. Другой — то,что каждому новом поколению все приходилось начинать сначала: такое устаревшеепонятие, как передача ценностей по наследству, отводилось для низших классов.
— Я уверен в том, что как только Сенат будетпроинформирован об этих наглых происках риксов, нам будут приданы подобающиеполномочия, — заявил Ратц имПар Хендерс, осуществив тем самым своюлакейскую функцию. Слова эти он произнес набожно, будто какой-нибудь неблещущий большим умом деревенский проповедник, наставляющий свою приходскуюпаству. Оксам была вынуждена напомнить себе о том, что этого человека не стоитнедооценивать. Как она заметила за время нескольких последних сессий Сената,сенатор Хендерс мало-помалу начал прибирать к рукам партию лоялистов, хотяотслужил еще только половину своего первого сенаторского срока. Его собственнаяпланета, к слову сказать, не блистала благонадежностью: за последние тристолетия в Сенате ее представляли поочередно то секуляристы, то лоялисты.Видимо, Хендерс был то ли блестящим тактиком, то ли фаворитом Императора. По самойсвоей природе лоялисты являлись партией старой гвардии, где соблюдалисьнезыблемые традиции наследования. Хендерс представлял собой аномалию, к которойследовало самым старательным образом присмотреться.
— Быть может, вопрос о наших полномочиях следуетоставить на усмотрение Сената, — проговорила Оксам. Ее резкая репликавызвала у Хендерса всплеск удивления. Оксам выждала, пока рябь на эмоциональнойповерхности успокоится, и добавила: — По традиции.
В ответ на эти слова Хендерс сдержанно кивнул.
— Верно, — согласился Воскрешенный Император, иего губы тронула едва заметная улыбка. Вероятно, после стольких лет абсолютнойвласти ему было даже забавно наблюдать эту маленькую стычку.
Хендерс заметно приободрился. Каким бы он ни был ловкимполитиком, следить за его эмоциями труда не составляло. Возражение Оксам еговзбудоражило, поскольку он даже представить не мог, чтобы Воскрешенному кто-топеречил — пусть даже по протокольному вопросу.
— Сенат ратифицирует вопрос о наших полномочиях сразуже, как только станет известно о том, что произошло на Легисе-XV, —холодно изрек генерал.
У Нары Оксам перехватило дыхание. Все удовольствие от того,что ей удалось уколоть Хендерса, как рукой сняло, оно сменилось ощущениембеспомощного волнения, какое можно испытать в больничной комнате дляпосетителей. Оксам сосредоточила свое внимание на «сером» генерале. Онапристально разглядывала его бледное восковое лицо, ища там отгадку, но, имеядело с такой безжизненной древностью, это было бесполезно.
Найлз был прав. Не игра. Жизнь или смерть.
— Три часа назад, — продолжал мертвыйгенерал, — мы получили подтверждение сообщения о том, что ИмператрицаАнастасия была хладнокровно убита захватчиками в разгар осуществленияспасательной операции.
В палате стало совсем тихо. Оксам слышала, как бешеноколотится ее сердце. На ее собственную реакцию повлияла вспышка эмоций всехостальных членов совета. Животный страх сенатора Хендерса рикошетом ударил поНаре. Акс Минк напугали грядущие нестабильность и хаос — и Оксам охватилочувство, близкое к панике. Генерал с мрачной болью припомнил былые сражения — иНаре показалось, будто она проехалась зубами по стеклу. В палате воцарилсятрепет, словно бы предчувствие страшного урагана. Все до одного понимали, что вконце концов война могла оказаться неизбежной.
Как в те мгновения, когда она просыпалась после холодногосна, Оксам заполонили эмоции окружавших ее людей. Ее неудержимо потянуло в омутбезумия, в бесформенный хаос стадного сознания. Даже голоса миллиардов жителейстолицы проникли сюда, в палату совета; белый шум вопля сорвавшихся с поводкаполитики и торговли, жуткий, металлический скрежет бури в сознании жителейстолицы — все это могло вот-вот поглотить Оксам.
Дрожащими пальцами она дотронулась до своего лечебногобраслета и ввела себе дозу лекарства. Знакомое шипение инъектора успокоило ее.Нужно было посидеть, послушать это шипение, подержаться за него, как за амулет,пока психика не среагирует на лекарство. Препарат подействовал быстро. Нарапочувствовала, как в палату возвращается реальность, как убегают прочь вихридемонов на фоне притупления ее эмпатического дара. Все это пропало. Вернулосьхолодное, гнетущее безмолвие.
Теперь слово взяла мертвая в чине адмирала. Она подробноописала спасательную операцию. Десантники достигли поверхности планеты,спустившись на скоростных гондолах, по всему дворцу закипела перестрелка, ноодна-единственная, последняя рикс только притворялась мертвой и убилаДитя-императрицу тогда, когда победа уже была на стороне сил Империи.
Эти слова ничего не значили для Нары Оксам. Она знала одно:ее любимый обречен, ему грозит обвинение в Ошибке Крови. Он теперь занимаетсяделами, готовит команду корабля к своей смерти, а потом… потом он распорет себеживот тупым ритуальным клинком. Сила традиции, несгибаемая жесткость культуры«серых» и его собственное понятие о чести — все это обрекало его насамоубийство.
Оксам незаметно извлекла из потайного кармана в рукавемаленький пульт. Ладонь словно закололо мельчайшими иголочками — устройствовпитывало испарину, знакомилось с кожей. Закончив идентификацию, пультикодобрительно завибрировал. Нара, пользуясь тем, что остальные члены советавнимательно слушают монотонную речь адмирала, прижала пультик к шее иполушепотом произнесла:
— Отправляй.
Пультик еще немного подрожал и замер. Он исполнил свою роль.
Оксам представила себе, как крошечный «пакетик» информацииускользает от «мусорщиков», жадно ожидающих горячих новостей у границыРубикона. Никто не смог бы перехватить это послание, отправленное из дворца.Преодолев алмазные грани, оно стало неприкосновенным. Потом оно должно былоугодить в бурный поток столичной инфоструктуры и уподобиться насекомомуводомерке, отважно шагнувшему на поверхность мятущейся реки. Однако посланиенесло на себе печать сенаторских привилегий — оно обладало абсолютнымприоритетом и должно было обогнать ожидающие своей очереди межпланетныесообщения, прорвавшись через сеть передатчиков, — срочнейшее, как указИмператора.
