рынок взлетит в небеса. Бизнес сам обязан был породить потребителей. И Мира это понимала как никто другой.
— Господин Фаррен… Знаете ли вы сколько детей родилось в среднем за последние несколько лет… в моей стране? — я продолжал есть очень вкусный пирог, что приготовила Матильда, пока паразитка лживо улыбалась.
— Мне очень интересно послушать, Мира. Не уж то хотя бы ты нас понимаешь? — я отставил тарелку, когда доел последний кусочек.
«Как же вкусно…»
— Да она сейчас скажет, что у них всё хорошо, — решила высказаться Аня. — Знаем мы таких. Только проявишь уважение и внимание, как они…
— Аня, помолчи, пожалуйста, и не перебивай… — я поднял Анюту со стула и посадил на коленки, а потом погладил по голове, как хорошую девочку.
— Н-нгх… Х-хорошо, хозяин. Я м-молчу только, п-пожалуйста, гладь меня подольше, — она извивалась и ловила каждый сантиметр ладони.
— Господин Фаррен… На семью у нас рождается один ребёнок, — её слова прозвучали, как гром среди ясного неба. — В среднем только один на семью.
— Это же просто ужасно… — я обомлел от такого заявления. — Тогда почему Аста решила со мной поспорить⁈ Вы же действительно вымираете!
— Она не верит в то, что многожёнство и свободная любовь помогут. Но я знаю, что если мы заставим людей любить друг друга чаще, то и покупателей… Ой. Т-то есть детей и людей будет гораздо больше.
Противоречие между воспитанием и новыми знаниями терзало Миру изнутри. Она ощущала внутреннюю борьбу между традициями, которым следовала всю жизнь, и соблазнительной перспективой следовать более естественному, свободному пути, что освобождал от оков условностей. Этот конфликт вызывал в Мире глубокие сомнения и потрясение устоев мировоззрения.
Мире было тяжело принять тот факт, что из-за глупых предрассудков и устаревших традиций Торговая федерация вырождалась, но страна действительно стояла на пороге демографического кризиса, если не катаклизма. И она сдалась, пала на колени перед истиной.
Я же поднялся на ноги, поставил Аню на место, а затем стал ходить кругами по столовой в раздумьях.
— Даже не знаю, чем вам помочь… — я нежно охватил Миру за плечи. — Послушай. Как только я закончу с играми, то мы обязательно должны разобраться с вырождением. Ты же близкий человек Женевы. Она ведь племянница Железного канцлера, правильно?
— Да, господин Фаррен, — она обняла меня. — Спасибо вам.
«Du riechst so gut…»
— Но что важнее всего… Мира, ты откажешься от своей глупой позиции ради меня? Ведь свободная любовь — это и есть истинное всеобъемлющее благо. Мне недавно даже сказали, что я переполнен агапэ, что бы это не значило. Думаю, что всё, чего мы добились, как нация, вытекает из-за свободной любви.
— Я постараюсь быть более снисходительной к таким вещам.
— Тогда… Докажи мне это, — я хотел намекнуть на будущую встречу, когда она измениться в лучшую сторону, но она неправильно меня поняла.
— Я-я буду рада, если вы захотите… Разделить постель вместе с вами и такой прекрасной девушкой, господин Фаррен, — она намекала на Аню милым и мягким тоном. — Н-но… Конечно, мне неприятно понимать, что вы… что вам не хватит меня одной. Но я клянусь, дайте мне время, я пересилю свои убеждения! Всё-таки именно из-за них мой народ медленно гибнет и деградирует…
«Почему мне кажется, что она врёт? Она правда сочувствует простому народу? Или же Мира хочет…»
— Хозяин! Ну почему она такая милая? — Аня чуть не расплакалась. — Я тоже умею так… Я тоже умею! Как ты настолько можешь быть красивой и доброй?
«Да что опять не так?»
— Почему ты плачешь, Аня? Ты обиделась? — она выглядела такой бедненькой и печальной.
— Мира слишком хорошая, чтобы я её не любила! Я всегда ревновала тебя к другим, хозяин! Ведь только я должна была обладать правом находиться рядом с тобой! — я обомлел от такого откровения. — А Мира настолько хорошая, что мне не хочется её обижать!
«Вот это да…»
— Ты обижала других девушек? — я немного разозлился.
— Да, потому что я люблю тебя… Прости, хозяин, прости…
— И кого ты… — я начал гладить её по голове и пытался успокоить. — Да неважно. Просто не делай так больше, хорошо?
— Хорошо… Прости, пожалуйста! После вашего диалога с Астой, я так себя плохо стала чувствовать… Мне стало очень стыдно! Прости, Фаррен…
— Перестань, я не сержусь, — я обнял её так нежно, как только смог. — Ревность — это показатель, что ты меня по-настоящему ценишь. Спасибо.
— Какая ты миленькая… — Мира тоже подошла и начала гладить Анюту. Я был счастлив, как никогда. — С такой хорошей девочкой мне не будет страшно. М-может переместимся постепенно в спальню?
— Пойдём, — вдруг сказала Аня. Она хныкала и пыталась успокоится. — Я покажу тебе, Мира, что ты не во всём лучше меня! Устроим соревнование, кто больше нравится хозяину!
— Хорошо, — Мира медленно улыбнулась.
«Ха… А меня видимо не спрашивают?» — и они отвели меня в спальню.
Часть 8
Глава 25.5
Пока девочки принимали вместе ванну и о чём-то громко болтали за дверью, я решил прилечь на кровать и хорошенько обо всём подумать. Мысли, словно беспокойные волны штормового моря, обрушились на берег памяти, грозя смыть остатки спокойствия. Всё, через что пришлось пройти, ощущалось слишком странным, чересчур необычным для такого, как я.
Общенациональные рейды — начало конца привычного мира. Город пылал в огне ненависти и захлебывался кровью невинных. Бросившись в самое пекло, удалось спасти девушку, которую чуть позже пришлось самолично убить. Разум до сих пор хранил воспоминания о криках и яростном пламени, что поглотило мечты простых людей.
«Тяжесть ответственности давила на плечи… А теперь я совсем ничего не чувствую».
