Внезапно с улицы донеслись звуки знакомого вальса. Музыкальные вибрации, проникая глубоко в душу, исцеляли раны, о существовании которых я даже не подозревал. Сила музыки переплеталась с вновь пробудившимся желанием жить и бороться.
«Какая же великолепная гармония…»
Неожиданно всплыл образ Ласина. Его отвратительное обиженное лицо, казалось, насмехалось надо мной. С каждой новой воображаемой ухмылкой внутри разгорался огонь ненависти к фанатику. Но, как ни странно, именно Ласин, будучи врагом, научил меня терпению и стратегическому мышлению. А ситуация в сорифской уборной ясно показала: иногда лучше промолчать, ведь каждое столкновение с очередной ловушкой судьбы делало лишь мудрее и опытнее.
«Неужто сильнее нас делают не друзья, а враги?»
Эрвин, спасенный от казни радикальных социалистов, тоже вносил свою лепту в этот хаос. Его глупые шутки научили меня смеяться.
«Когда мы не общались и брата не было рядом, мне явно было не до смеха…»
Вспомнились люди Маффина, что жаждали мести и справедливости. Когда Эрвина поймали, радикалы явно не собирались оставлять кровного врага в живых. Но мне всё же удалось помочь Рыжему палачу не потерять голову.
«Никогда не забуду тот день, когда вырвал тебя из цепких лап смерти, Эрвин. Известие о твоей гибели стало бы непереносимым ударом…» — от грустных мыслей сердце сжалось, но вскоре боль постепенно отступила и отпустила разум.
Да, брат был сложной личностью, и порой закрадывались сомнения, стоило ли спасать такого злодея. Но долг перед родом оказался сильнее сомнений. Возвращение Эрвина домой действительно принесло неожиданное облегчение, и я понял, что семья для меня важнее справедливости.
Когда буря эмоций немного улеглась, я окинул взглядом окружающую обстановку. Простая спокойная жизнь казалась такой далекой и желанной. Всегда хотелось просто жить в своё удовольствие, без необходимости постоянно бороться и защищаться… Но честь и долг гнали вперёд — нужно было спасти Торрена как можно скорее.
«Обычная жизнь всё равно не для меня…»
Наконец, в потоке воспоминаний проявились и светлые моменты. Аня, Мира, Матильда и Эрвин, Грета и Фреда — мы все стали подобием большой семьи. А также я спас малыша Альта от Серой чумки, что делало меня пусть не национальным героем, но локальным спасителем.
«Но кто ещё кого спас? Рядом со всеми одиночество и подавленность отступили… Когда вечерами я оставался один на один с бумажками, становилось невыносимо тяжело. Однажды даже хотелось застрелиться… Это вы спасли меня. Как же я хочу, чтобы вы улыбались…»
Благодарность за каждый день, что я провел с новыми друзьями, наполнила сердце. Радость от того, что такой идиот остался жив, что сердце всё ещё бьётся, переполняла душу.
«Возможность просто улыбаться и чувствовать радость… Это ли не настоящее чудо?»
Поднявшись со слезами на глазах, я ощутил, как ветер из открытого окна треплет волосы. Впереди ждал долгий путь. Но я был готов к новым приключениям. Улыбка невольно проявилась на лице.
«Теперь Фаррен фон Кригер стал не просто воином, а человеком, способным любить…» — я процитировал концовку известного романа и рассмеялся.
Смех, что начался как тихий шёпоток, перерос в громкий злодейский хохот. Я не смог сдержаться и смеялся минут пять. Как вдруг, в спальню вошли две прекрасные девушки. Мира и Аня приблизились, взяли меня за плечи и повели к кровати.
— Смеешься, как сумасшедший… — пробормотала Аня, устроившись рядом поудобнее.
— Но такой злодейский смех даже привлекает… Правда, Анюта? — Мира первой прильнула поближе и начала массировать уставшее тело тёплыми руками.
— Эй, я же сказала, что я первая! — Аня надула щёчки.
Слишком взволнованный, чтобы говорить, я позволил себе отдаться моменту, и мы быстро приступили к делу.
«Мама… Как же мне повезло…»
Эпилог
В полумраке кабинета Великой башни свет с трудом просачивался сквозь тяжелые бархатные шторы, едва освещая пространство. Стены были облицованы темным деревом, а в центре располагался массивный стол из черного гранита.
Рядом с окном на мягком кресле восседала Кристализ. Лицо Владычицы всей Гегемонии с высокими скулами и холодным взглядом, казалось было высечено из камня. Излучало власть и превосходство.
Перед королевой стоял длинноволосый дворянин в клетчатом полупальто, что тайно заведовал пропагандой государства. Он был весь перемотан бинтами и трусливо ждал решения Великой королевы с гипсом на левой руке. Сжатые губы и напряженная поза выдавали страх перед могущественной правительницей, которой он вынужден был подчиняться.
Слева у входа примостился Ласин. Он бесшумно ждал и в страхе размышлял о том, как правительница всей Гегемонии с ним расправится. Королевский гвардеец всё думал о том, как же Кристализ будет истязать и пытать его за досадную оплошность.
Рядом с дворянином на кресле сидел Хармон Зеленый. Известный как Зеленоглазый, глава Совета безопасности заведовал всеми военными министерствами и органами внешней разведки. Шрам, что пересекал его щеку, и грубые черты лица создали образ человека, что не ведал страха.
Зеленоглазый был известен своей безжалостностью и вспыльчивым нравом. Он нервно постукивал пальцами по подлокотнику кресла, будто ждал подходящего момента для выплеска ярости.
В кабинете царила мрачная атмосфера. Воздух, казалось, пропитался негативной энергией, а участники встречи выжидали удобного случая, чтобы сорваться и накричать друг на друга.
Первым молчание нарушил длинноволосый дворянин. Его голос, хоть и дрогнул поначалу, но потом он постепенно обрел кроткую уверенность:
— В-ваше Величество, пропагандистская кампания идет по плану. Наши усилия уже приносят плоды — народ все больше проникается верой в идеалы Гегемонии и готов следовать вашему курсу.
Кристализ кивнула и едва заметным жестом выразила одобрение. Ласин и Зеленоглазый переглянулись, ведь прекрасно понимали какими методами достигались эти «успехи».
— Хорошо, — слова королевы прозвучали подобно приговору. — Но не стоит почивать на лаврах. Пока живы те, кто осмеливается сомневаться в моем величии… наша борьба не окончена. Но что более важно… Тебя что… избили, Рон?
— Я…
— Хотя мне вообще наплевать на ваши подковерные интриги. Кто это был?
—
