стали парой или чем-то в этом роде. Вовсе нет. Они просто продолжили быть партнерами по части секса. Которые время от времени едят вместе тайскую еду. С сексом тоже было хорошо, но уже не так хорошо, как прежде. Может, потому, что теперь им не нужно больше скрываться? Пекка собрался разводиться. Теперь они оба свободные люди.
Каждый раз после занятий любовью Хильду охватывает сильнейшее желание перебраться на диван, вместо того чтобы засыпать у него под боком. Она не знает, почему так. Раньше они без проблем засыпали рядом. Но теперь эти времена прошли.
Отпуск в Руслагене закончился всего две недели назад, но такое чувство, словно с тех пор минуло полстолетия. По утрам Хильда снова ходит на работу в детский садик, всегда в одно и то же время. Снова готовит водянистый бефстроганов из вареной колбасы. Разогревает картофельные оладьи. И примерно с десяток раз на дню прочищает сток раковины.
Но она ни разу не готовила дома с тех пор, как вернулась в Норртелье. Вместо этого она питается только едой навынос: лапша, земляные орехи и маслянистые соусы.
И все же жизнь вернулась в привычное русло. Все стало как прежде, за исключением того, что теперь в постели Хильды каждую ночь храпит Пекка. Она бросает взгляд на часы – почти половина пятого. На улице уже светло. Птицы начинают пробуждаться к жизни, совсем как сама Хильда. Уснуть она больше не сможет, но и просто так лежать в постели тоже не хочет.
Это, наверное, плохо? Потому что это ведь в порядке вещей спать рядом с человеком, с которым только что занимался любовью? Разве не так должно быть?
Хильда встает и набирает стакан воды из-под крана. Стоя у раковины, слышит доносящиеся с улицы голоса людей. Со стаканом воды подходит к окну и смотрит на булыжную мостовую.
По тротуару бредут двое парней, должно быть, направляясь домой после какой-нибудь вечеринки, идут вразвалку и, громко что-то обсуждая, оба разражаются хохотом.
Хильда отшатывается и закрывает окно. Нельзя подглядывать за людьми.
И в этот момент она случайно на что-то наступает. Что-то плоское. Она опускает взгляд и видит упавшую на пол кухни пригласительную открытку, которая была прикреплена к холодильнику магнитиком в форме круассана. Хильда читает текст.
Мы празднуем шестидесятилетие – приходи есть торт и пить газировку! Только, чур, никаких подарков! Ну ладно, шоколад можно!
Открытка провисела на холодильнике уже порядочно. Больше полугода прошло с тех пор, как бабушка и дедушка Хильды отмечали шестидесятилетие со дня своей свадьбы. И угощали тортом, газировкой и шоколадом. Хильда думает, насколько же слать открытки в стиле дедушки и бабушки. Ведь из гостей была только она и их самые близкие друзья по танцам. Но праздник есть праздник. А значит, полагается присылать настоящие пригласительные открытки. Бабушка и дедушка принципиальны в этом вопросе. И во многих отношениях их жизнь действительно похожа на праздник. Конечно, без огорчений не обходится, ведь они потеряли свою дочь. Но они не опустили руки и продолжили жить.
Продолжили танцевать.
Внезапно сердце Хильды учащенно забилось. И следом ее охватил жар, похожий на лихорадку. Она подскакивает к одному из кухонных шкафчиков, выхватывает из него старый кулинарный журнал и спичкой поджигает его. После чего выдвигает стул, встает на него и сует пылающий журнал под датчик пожарной сигнализации. Она едва успевает – огонь уже подбирается к ее пальцам – и Хильда бросает журнал в раковину.
Оглушительно воет сигнализация.
И спустя несколько секунд на кухне в одних трусах возникает ничего не соображающий Пекка.
– Какого черта?
– Горим, – просто говорит Хильда. – Скорее уходи отсюда.
– Чего?
– Мы горим. И ты должен уйти, Пекка. Мне очень жаль, но я так больше не могу. Я больше не могу делить с тобой одну постель. Потому что я горю. И я не знаю, что мне сделать, чтобы ты понял это. Ты должен уйти из моей жизни. Прости, но это так.
– Но, Хильда…
– Никаких «но». Слышишь сигнал тревоги?
Она указывает на датчик пожарной сигнализации, который продолжает истерично завывать.
– Пекка, спасибо тебе за все, но теперь этому пришел конец. Я увольняюсь.
– Но…
– Вон! Горим же, черт возьми, Пекка!
Стоя в дверях кухни, он выглядит смертельно перепуганным. Но на последних словах кто-то словно наподдает ему в зад. Он бросается обратно в комнату, спешно натягивает на себя джинсы и свитер, кидает остальные вещи в спортивную сумку и выносится в коридор.
– Стерва чокнутая! – слышит она на прощание.
Когда дверь за ним захлопывается, Хильда запрыгивает обратно на стул, срывает датчик и выключает его. После чего принимается хихикать, пока ее смех не перерастает в истерический хохот. Но потом она вспоминает, что в раковине до сих пор полыхает журнал, и выкручивает кран до упора. Страницы морщатся, и огонь тотчас же потухает.
Какое-то время Хильда стоит в дыму и ловит губами воздух.
То, что она сейчас натворила, с трудом укладывается в ее голове.
Она едва не устроила пожар.
Она выгнала собственного шефа.
И теперь она свободна.
Продолжая хихикать, она поглядывает на отсыревший журнал. Целиком сгоревший журнал «Все о еде».
Уцелел только фрагмент фотографии и часть текста под ним. Хильда разбирает лишь одно слово.
Ризотто.
Она перестает смеяться. И принимает решение.
Глава 54
Расмус
Расмус сидит на террасе Карины. Над садом, словно дымка тумана, растекается аромат жарящегося на гриле мяса. Восемь часов вечера, и совсем скоро какой-нибудь поджаренный кусочек ляжет на его тарелку вместе с порцией пюре из сыра фета домашнего приготовления (потому что Карина есть Карина и она ни за что не позволит оказаться на столе банке беарнского соуса фабричного приготовления).
Суббота. Классический шведский летний ужин.
Андерс достал из винного погребка бутылку роскошного розового пино нуар из Австрии. Судя по его цене, виноград, вероятно, сначала подвергли мацерации в специальном резервуаре, после чего его топтали шесть пар тамошних вундеркиндов, чтобы после Человек из Бокстена [28] вдохнул в него уникальную дрожжевую культуру. Или что-то в этом роде. Расмусу же достаточно того, что вино вкусное и освежающее.
Чуть в стороне в гамаке лежит Юлия и читает журнал «Современная психология». По радио передают летние хиты.
Жизнь вновь вернулась в свое привычное русло в тихом сонном квартале с виллами. Андерс и Карина по-прежнему муж и жена. Они не бросаются друг другу в объятия, когда сталкиваются на кухне, и не твердят слишком часто «дорогой» или «дорогая». Но, кажется, они уладили
