опять поправила я.
– Мы с Эстер, – повторил Монро.
– Ты не сделал ничего плохого, сынок, – сказала я. Затем, приблизив губы к его уху, прошептала: – Тебя называют рабом, но никогда, даже в мыслях, не считай себя ничьей собственностью. Запомни, мальчик, однажды ты увидишь свободу. Клянусь, так и будет!
– Мы оба увидим, правда, мама?
Я опустила глаза, не решаясь взглянуть в лицо сыну, и сняла травинку с его хлопчатобумажной рубашки. Осмелюсь ли я когда-нибудь снова подумать о свободе или эта мечта умерла вместе с мастером Джейкобом и была похоронена еще до рождения дочерей? По правде говоря, бо́льшую часть времени я думала о том, как освободить моих детей. Особенно Монро, потому что девочкам, судя по всему, достойная жизнь была обеспечена – во всяком случае, до тех пор, пока наш с Тюремщиком договор остается в силе.
Я взяла маленькие ручки сына в свои.
– Помни, я всегда буду защищать тебя. А пока мы живем здесь, веди себя хорошо, слушайся тетю Элси и не забывай, о чем я говорила тебе.
Время шло, дни складывались в недели, но мне не удавалось навещать сына так часто, как хотелось. Монро, в свою очередь, с утра до вечера был занят на кухне: таскал ведра с водой, складывал дрова и выполнял разные мелкие поручения. Сама я тоже разрывалась между работой в мастерской днем и игрой перед посетителями таверны по вечерам, едва находя минутку, чтобы заглянуть к девочкам в детскую. К тому же новая беременность оказалась гораздо тяжелее предыдущих. Каждый шаг требовал неимоверных усилий, словно я передвигалась по шею в воде. Для себя я решила, что это будут последние роды. Среди рецептов в моем дневнике имелся один особенно надежный, который помогал избежать наступления беременности, и я собиралась воспользоваться им.
* * *
Я сидела в мастерской, опустив голову на руки, сложенные на краю рабочего стола, когда Бэзил привел очередную девушку. Камердинер ушел, оставив рабыню на мое попечение.
– Вы хорошо себя чувствуете? – спросила она.
– Да, все в порядке. – Я заставила себя подняться. Девушка была хороша собой и, похоже, не нуждалась в особых приготовлениях. Я выбрала для нее платье теплого розового оттенка. Пока я подгоняла его по размеру, девушка сообщила, что ее зовут Флоренс. Я слушала историю Флоренс, чтобы позже записать в дневник, и тут меня настигла внезапная боль. Она была такой сильной, что я охнула и согнулась пополам. А затем отошедшие воды хлынули на пол.
– Ребенок, – выдавила я, невольно начиная тужиться.
– Позвать кого-нибудь? – пролепетала Флоренс.
Но я не могла произнести ни слова: меня охватил озноб, зубы стучали, отбивая мелкую дробь. Флоренс распахнула дверь во двор.
– Сюда, нам нужна помощь! – завопила она. – Пожалуйста, кто-нибудь, помогите!
Ухватившись за спинку стула, я присела на корточки, чувствуя, как ребенок стремительно движется вниз.
– Нет времени, – прорычала я сквозь стиснутые зубы. – Придется тебе. Ты… ты знаешь, как принимать роды?
Флоренс кивнула. Она стянула с меня нижнюю юбку и панталоны. К тому времени, когда юная повитуха опустилась на колени, чтобы проверить, как идут дела, головка уже показалась наружу.
– Похоже, малыш готов встретиться с мамой, – сообщила моя помощница и, протянув руки, поймала ребенка. – Мальчик. – Флоренс приподняла его, чтобы я могла взглянуть на сына.
Но младенец не кричал, как полагается новорожденному.
Флоренс перерезала пуповину портновскими ножницами и завернула ребенка в лежавшей на столе кусок мягкой ткани. Я сползла на пол, чувствуя холод и влагу. Пока Флоренс закутывала меня в подвернувшийся под руку старый плед, я думала: «Мальчик. Его первый сын. Да будет Господь милостив к этому ребенку».
Глава 24
Сыновья и наследники
Но Бог не проявил милосердия.
Эбби помогла нам добраться до дома и уложила в постель. Кожа младенца была сухой и горячей. Прошло два часа после рождения, но мальчик так и не взял грудь. Он задремал, а я с тревогой смотрела на его полыхающее личико и судорожно соображала, как в такой ситуации поступила бы мама. Внезапно дверь распахнулась и на пороге появился Тюремщик.
– Мальчик? Это правда?
– Да, – кивнула я.
Он подошел к кровати и осторожно взял ребенка у меня из рук. В глазах Лапье стояли слезы. Он и раньше плакал над каждой из наших новорожденных дочек, но на этот раз все было по-другому.
– Мы назовем его Рубин.
Я знала, что никогда не стану звать сына Рубином. Для себя я уже придумала ему имя: Бин.
– С ним что-то не так, – поделилась я опасением. – Чувствуешь, какой он горячий? Думаю, стоит послать за доктором.
На лице Тюремщика отразилось беспокойство. Он вернул младенца и быстро вышел из комнаты, а вскоре я услышала настойчивый стук в дверь. Седой доктор с горбом над правой лопаткой вошел в спальню. В руках он держал большой кожаный саквояж, на шее у него висел стетоскоп.
– Позвольте? – Врач взял младенца, положил на край кровати и развернул одеяльце. Внимательно осмотрев Бина, доктор вздохнул и объявил свой вердикт: у ребенка послеродовая горячка. – Мальчик проживет дня два-три. Мне очень жаль, мэм.
Тюремщик рассеянно поскреб щеку и отправился провожать доктора. Я отчаянно нуждалась в мамином присутствии. Как правило, мне достаточно было чувствовать, что она со мной, в глубине моего сердца, но впервые с тех пор, как ее не стало, я хотела, чтобы мама физически оказалась рядом. Должно же быть какое-то лекарство! Нужно заглянуть в дневник, там непременно найдется рецепт. Я протянула младенца Эбби, а сама выбралась из постели и отправилась вниз. Спускаясь по лестнице, я ощущала бегущую по внутренней стороне бедра теплую струйку крови. Но сейчас это было неважно. Я должна спасти сына! Миновав двор, я добрела до мастерской и сняла с полки жестянку, в которой хранились мои тайные записи. К тому времени, когда я вернулась в большой дом и поднялась на второй этаж, подол юбки у меня насквозь пропитался кровью.
Дневник, в который я все эти годы старательно заносила истории рабынь, превратился в пухлый том. Но начальные станицы были исписаны мамиными рецептами. Я перелистывала их, пока не нашла подходящий: травяной чай. Правда, он предназначался для взрослых, но ничего лучше все равно не было. Я сунула книгу под подушку, позвала Эбби и продиктовала список того, что требовалось купить на рынке.
Дожидаясь ее возвращения, я попыталась заставить младенца взять грудь. Он сделал слабую попытку, но через несколько секунд сдался. Стараясь облегчить ему задачу, я давила на сосок, чтобы молоко само текло в рот. Мальчик
