сумел проглотить пару капель, но снова отвалился от груди.
– Ну же, Бин, давай, постарайся ради мамы, – уговаривала я малыша.
Я знала, что мне не следует снова вставать с постели: предыдущая прогулка по двору и так отняла слишком много сил. Однако, когда Эбби вернулась с рынка, я выбралась из-под одеяла и отправилась на кухню.
Элси вытаращила глаза, увидев меня на пороге.
– Что вы тут забыли, мисс Фиби? Вам надо лежать.
– Доктор сказал, что ребенок проживет пару дней, но я должна попытаться спасти сына. – Я показала ей сверток, в котором лежали принесенные Эбби покупки.
– Итак, что мы готовим? – спросила кухарка.
– Травяной чай.
Сидя на стуле возле плиты, я давала указания, а Элси послушно резала, толкла, заваривала и смешивала ингредиенты. Когда все было готово, она дала мне попробовать напиток.
– Добавь еще немного яблочного уксуса, и я пойду.
Элси перелила чай в кувшин и помогла мне подняться со стула. Я думала, она просто отдаст кувшин мне, но кухарка вызвалась донести его до дома.
Когда мы вошли в спальню, Эбби стояла у окна, покачивая Бина.
– Он почти не двигается, – прошептала экономка.
Я рухнула на кровать и откинулась на подушки. Эбби протянула младенца мне. Крошечное тельце по-прежнему пылало, а кожа приобрела сероватый оттенок.
– Эй, привет, малыш Бин, – позвала я.
Ребенок приоткрыл глазки и несколько мгновений смотрел на меня. Я приняла это за добрый знак и подумала: как мать я сделаю все, чтобы спасти сына. Бин примет лекарство и позволит маме сотворить чудо.
Каждый час я пипеткой вливала в рот ребенку по нескольку капель целебного напитка. Прошли сутки, но особого улучшения не наступило. Эбби сидела в ногах кровати, Элси – на стуле в углу. Экономка молилась, кухарка пела. Девочки были в детской под присмотром Джули.
К концу третьих суток нашего бессменного дежурства дыхание Бина сделалось коротким и отрывистым. А затем он начал плакать – протяжно и громко. Так я впервые услышала голос сына. Я попыталась успокоить малыша:
– Все хорошо, Бин. Мама рядом.
Внезапно младенец вздрогнул. Последовал быстрый выдох. А затем все внутри у него замерло. По рукам у меня начал расползаться холод.
– Не-е-ет! – Крик сам собой сорвался с губ. Бина больше не было. Врач предупреждал, что надежды нет, но теперь, когда это случилось, я в недоумении смотрела на мертвого сына.
Элси подошла, чтобы вынуть тельце ребенка у меня из рук.
– Эбби, – обратилась она к экономке, – подай-ка сюда коричневый пузырек.
Я словно рассыпалась на мелкие осколки и в то же время продолжала ломаться и рушиться. Крушение было намного сильнее того, что я испытала в день, когда меня продали, и когда я потеряла Эссекса, и даже страшнее того, когда умерла мама. Боль пронзала насквозь, ударяя в самую глубину существа, рана пульсировала, вновь и вновь набухая кровью, и остановить кровотечение было невозможно.
– Ну же, мисс Фиби, глоточек. – Эбби поднесла коричневый пузырек к моим губам и влила несколько капель. В следующее мгновение мир погас.
Я очнулась, когда за окном уже висели сумерки, шторы на окнах были задернуты. Тюремщик лежал рядом на кровати. Его руки обвивали меня, словно ребенка. Я повернула к нему лицо: на щеках у него блестела влага, глаза покраснели.
Глава 25
Опустошение
Я чувствовала, что умираю. Неделя за неделей. Я не могла есть, не могла работать, не хотела заниматься детьми. Просто лежала, уставившись в стену. Когда я отрывала голову от подушки, целые пряди волос оставались лежать на ней. Тюремщик перепугался не на шутку. Он даже пригласил врача. Тот прописал капли с опиумом, но я отказалась принимать их. Мама всю жизнь с подозрением относилась к медицине белых, поэтому я тоже не собиралась доверять снадобью белого доктора.
Налитая молоком грудь болела, к соскам невозможно было притронуться. Эбби накрыла их капустными листьями, чтобы снять воспаление. Прошло две недели, но облегчения не наступило, мое горе оставалось по-прежнему острым. А затем в одно ясное утро на пороге спальни появилась Эбби, держа за руку Монро.
– Масса уехал в город, – сообщила экономка. – У вас есть полчаса. Иди, – она слегка подтолкнула Монро.
Мне показалось, что за время нашей разлуки сын как будто стал взрослее и вытянулся на целый дюйм.
– Мама, что случилось? – пролепетал мальчик.
Улыбка тронула мои губы, когда я подвинулась, освобождая для него место рядом с собой. Монро юркнул ко мне под бок, я крепко обняла его и расцеловала в обе щеки.
– Мама, у тебя все в порядке? – спросил мальчик.
– Теперь, когда ты здесь, – да, все хорошо.
Монро с любопытством оглядывал комнату: красивые обои, изящную мебель, зеркало на туалетном столике. Наблюдая за ним, я сообразила, что сын впервые видит мою спальню.
– Ты заболела? – Он пощупал мой лоб.
– Немного.
– Хочешь, тетушка Элси приготовит тебе чаю?
Я кивнула.
– А у меня есть подарок для тебя. – Мальчик выудил из кармана сплетенный из соломы браслет.
– Ты сам его сделал?
– Томми чуть-чуть помогал.
– Очень красиво. Спасибо.
В комнату вошла Эбби.
– Нам лучше уйти. Я слышала, как подъехала коляска.
Монро поцеловал меня в висок. Я взяла его лицо в ладони и прошептала:
– Помни все, о чем я тебе говорила.
Монро кивнул и последовал за Эбби. Я надела браслет, накрылась одеялом и сложила руки на груди.
* * *
На следующий день Тюремщик явился с небольшой картонной коробкой.
– Это тебе, любовь моя.
Я села на кровати. Внутри оказалось несколько книг. Я взяла лежавший сверху увесистый том. «Эмма»[25], – гласила надпись на обложке. Раскрыв книгу, я стала перелистывать страницы. Тюремщик поцеловал меня в лоб и вышел. Я читала до глубокой ночи, откладывая книгу лишь затем, чтобы сходить по нужде, или уступая мольбам Эбби выпить чашку чая. История Эммы помогла мне вынырнуть из омута собственных страданий – это было как раз то, в чем я больше всего нуждалась. К тому моменту, когда я перевернула последнюю страницу, во мне проснулся аппетит. Затем настала очередь «Джейн Эйр»[26]. Вскоре, заметив улучшение в моем состоянии, Тюремщик пригласил меня в гостиную поужинать вместе с ним. После стольких дней, проведенных в постели, ноги у меня ослабели, колени подгибались и дрожали. Я неуверенно спускалась по лестнице, накинув халат на ночную сорочку.
Тюремщик выглядел испуганным, завидев меня на пороге гостиной.
– О, дорогая, ты простудишься! – воскликнул он.
– Все в порядке. – Я опустилась на край пуфа возле фортепьяно.
– В таком случае, может, поиграешь для меня?
