Родители держали ее в строгости, полагая скромность высшей девичьей добродетелью. Ей не разрешалось, например, первой заговаривать со старшими, а когда в юрте появлялись посторонние, ей полагалось удалиться.
Образования она не получила. Из сомонной школы, куда она поступила учиться, родители частенько под различными предлогами забирали девочку домой — в хозяйстве вечно ощущалась нехватка рабочих рук, и в результате Цэвэл проучилась всего четыре года в начальной школе. Позднее родители раскаялись, наблюдая не без тайной зависти, какими учеными вырастают сверстники их дочери. Дамбий не раз сокрушался, что у них дочка неученая, а Бадам утешала: «У нас одно дитя, а было бы несколько, тогда и разговор был бы другой — одного можно было бы себе в поддержку оставить, остальных послать учиться». Втайне Бадам была уверена: ежели девушка хороша собой, то ей и образование ни к чему, главное — удачно выйти замуж. А с хорошим мужем она всегда проживет как за каменной стеной.
А Цэвэл все эти годы томилась тайной мечтой об иной жизни, той незнакомой и даже таинственной, которая кипела вокруг. Хотелось любви и счастья. С открытым сердцем пришла она в стройбригаду, но, очевидно, не пришлась ко двору, иначе не прозвали бы ее товарки царевной Несмеяной. Какая она царевна! Может, пожаловаться Магнаю, секретарю ревсомольской ячейки? От этой мысли Цэвэл тут же отказалась — негоже начинать новую жизнь с жалоб да нытья.
А вскоре закончили сооружение бани. Обновить это замечательное заведение должны были молодые строители. К этому времени позабылось предложение первыми отмыть добела Липучку и Ундрах — молодые сердца не злопамятны.
Цэвэл еще с вечера голову ломала над тем, как бы ей избежать купанья. Не станет она раздеваться на чужих глазах! В предбаннике она пристроилась поближе к выходу и все медлила с раздеванием, а когда девушки, одна за другой, скрылись за дверью парилки, она пулей метнулась за дверь. Цэвэл бежала по узкой тропинке, перерезавшей хлебное поле, крепко прижав к груди руки, стараясь не оглядываться — ей казалось, что за нею уже гонятся. На берегу реки она остановилась и, с трудом переводя дыхание, присела на землю в тени кустов, покрытых еще не успевшей выгореть на солнце листвой. Тут она и затаилась.
Первой хватилась Дэмбэрэл.
— Цэвэ-эл! — громко позвала она.
В бане стоял шум. Девушки громко плескались, стараясь перекричать друг друга. Время от времени раздавался визг — чья-то озорная рука перекрывала горячую воду. Некоторые же мылись степенно, словно священнодействуя. До чего же приятно смыть с себя усталость, пыль и грязь после успешного трудового дня!
— Цэвэл, где же ты! Иди сюда! — громче позвала Дэмбэрэл.
— Исчезла наша царевна Несмеяна, — отозвалась хохотушка Цолмон.
— Нет ее здесь! — подхватили другие девушки. — Ну и задавака! Ей наша компания не подходит.
— Помолчали бы, трещотки! — рассердилась Дэмбэрэл. — Цэвэл не задается, просто застенчива сверх меры. Ее понять нужно.
Девушки примолкли.
После бани, счастливые, раскрасневшиеся, с еще влажными волосами, молодые строители пошли обедать. Дэмбэрэл разыскала Магная и рассказала об исчезновении Цэвэл. Магнай отставил тарелку с едой и пустился на поиски беглянки. Сперва он обшарил весь поселок. Потом вышел к огородам. Работавшие там люди Цэвэл не видели. Тогда он направился к реке и вдруг заметил на дереве знакомую пеструю косынку. Он бесшумно подкрался ближе и остолбенел от изумления — спрятавшись за кустами, Цэвэл мыла голову в реке.
— Ты почему сбежала из бани, скажи на милость? — строго спросил он, когда Цэвэл испуганно повернулась на звук его шагов. — Что за фокусы — мыться в холодной воде, когда мы построили такую замечательную баню!
У Цэвэл на глазах выступили слезы. Только сейчас Магнай заметил, что она дрожит с головы до ног. Магнаю стало жаль девушку, и он, мягко взяв ее за мокрые, холодные руки, доверительно спросил:
— Ты, наверно, стыдишься?
— Ага! — громко всхлипнула Цэвэл.
— А ты не бойся. Сходишь разок — самой понравится.
Высвободив руки, девушка отжала волосы и стала заплетать их в косы. Она все еще дрожала, но страх уступил место упрямству. И чего к ней привязались! В конце концов, это ее личное дело — ходить или не ходить в баню.
— Глупышка! — лукаво произнес вдруг Магнай, — Может, ты ребенка ждешь?
Слезы мгновенно высохли на глазах у Цэвэл, щеки гневно запылали. Однако она не стала противиться, когда Магнай взял ее за руку и, как маленькую девочку, повел назад в поселок.
Строители уже успели вернуться с обеда и приступить к работе, когда показалась заплаканная Цэвэл в сопровождении Магная. Кто-то из девушек язвительно бросил:
— Ведут Несмеяну!
— Дэмбэрэл! — позвал Магнай, — Оставь работу и своди Цэвэл в баню, пока ее не закрыли, а то она в холодной воде волосы мыла. Так и простудиться недолго.
Когда Дэмбэрэл увела безропотно повиновавшуюся Цэвэл, Магнай подступил к девушкам:
— А теперь, девчата, признавайтесь: кто наградил Цэвэл обидным прозвищем?
— Ну, я. — Цолмон смело выступила вперед. — А чего она чуть что — в слезы и все молчит да молчит?
— Нехорошо высмеивать других. Лучше будьте повнимательнее к Цэвэл и вы увидите, какая она славная.
Цолмон призадумалась. Наконец, поправляя выбившиеся из-под яркой косыночки волосы и озорно сверкнув глазами, ответила:
— Пожалуй, вы правы, секретарь. Дурная это привычка клеить прозвища. Надо отучиваться от нее.
НА СТЕЗЕ ОДИНОЧЕСТВА
Лето в тот год выдалось дивное. Даже в июне, когда обычно травы и цветы начинают жухнуть под палящими лучами солнца, нет-нет да проливались над степью живительные дожди. Обрушится, бывало, на землю ливень, и глядишь — снова степь сияет во всем многоцветье, обновленная, посвежевшая. Тут и там средь изумрудной травянистой зелени белеют шляпки степных грибов. А нежные анемоны-ветреницы распушают свои пушистые соцветия, становясь издали похожими на брошенные в траву нарядные собольи шапки. В воздухе парят белые пушинки — то отцветают одуванчики. Их крылатым семенам предстоит прорасти будущей весной — и так из года в год, из века в век.
Одним плохо лето — лютует разный гнус. Оводы не дают животным ни минуты покоя. Людям тоже от гнуса большая докука, хоть и жгут они целыми днями дымные костры. Насекомые особенно лютуют перед ненастьем. По этой примете Дамбий угадал, что следует ждать грозы. Он не ошибся — к ночи небо нахмурилось, пошел дождь, который к утру перешел в ровный мощный ливень. Непогода бушевала несколько суток кряду. Войлок на юртах набух, отяжелел, кизяки размокли — нечем стало очаг топить.
Дамбий не находил себе места — он задумал съездить к Загду, проведать свой скот, а тут дожди зарядили. Когда на четвертые сутки дождь не прекратился, терпению его пришел конец. Не обращая внимания
