– Ты знал об этом с самого начала? Она сказала тебе об этом до того, как вы стали близки? В это трудно поверить.
– Я узнал об этом почти случайно. Однажды, когда я пришел к ней, она призналась мне. Таким образом я узнал правду и причины. В результате все вылилось в дружбу и взаимно выгодную ложь, поддерживаемую нами обоими.
– Причины? А какие причины? – Данте не был уверен, что его рассердило больше – тот факт, что существу ют какие-то причины, или то, что Флер откровенно рассказала о них Верджилу.
Верджил прочитал мысли и чувства во взгляде брата.
– Она не говорила мне о причинах. Я догадался сам. Я даже не знаю, знает ли она о них сама.
– Тем не менее она рассказала тебе достаточно, чтобы у тебя появились основания для догадок. Так что же, черт побери, ты вычислил? – рявкнул Данте.
Это не был бы мужской разговор, если бы кто-то из собеседников не сорвался на крик.
– За всю жизнь я еще никогда не испытывал большего искушения обмануть чье-либо доверие, Данте. Я колебался весь день, не зная, должен ли я это сделать. И пришел к выводу, что это должны решать вы двое и я не буду вмешиваться.
Он протянул руку и пальцем откатил фургон сына на место рядом с каретой, которую он сделал, когда был мальчиком.
– Ты можешь, однако же, спросить ее о том дне, когда я нашел ее рыдающей в саду ее родителей. Дне, когда она сказала мне, что мои ухаживания совершенно бесполезны.
Глава 19
Стук в дверь спальни застал ее во время одевания. Она послала девушку, которая ей помогала, принести утренний чай. Взглянув в зеркало, она поправила прическу.
Девушка с чаем не появилась. Вместо нее Флер увидела в зеркале фрак и сапоги.
Она посмотрела через плечо. Опершись небрежно о стену, Данте наблюдал за тем, как она прихорашивается.
Он был красив как грех. Лучше бы он не был таким. Наверное, ей было бы легче жить с ним, если бы у него был какой-то изъян, на котором она концентрировала бы свое внимание всякий раз, когда видела его. Возможно, тогда ее сердце не начинало бы колотиться при встрече и ее не бросало бы в жар.
Она стала механически перебирать заколки и флаконы с духами на туалетном столике.
– Ты сегодня рано поднялся. У тебя какие-то планы в отношении детей?
– Я сказал им, что сегодня занят. Я поднялся рано для того, чтобы побыть с тобой.
Она снова взглянула на отражение в зеркале. Выражение лица у него напоминало то, какое было в день бала. Слишком серьезное. Сосредоточенное. Даже суровое.
– Мы пойдем с тобой на прогулку.
Не приглашение, а команда. Без сомнения, это часть его плана, целью которого является настоящий брак.
– Я присоединюсь к тебе, как только горничная вернется и закончит мой туалет.
– Я отослал ее. Я помогу тебе одеться.
– Я вижу, ты намерен сегодня утром заявить о своих правах.
– Просьба составить мне компанию и понаблюдать за твоим одеванием – это наименьшие из них, так что ты не должна иметь возражений. К тому же я делаю это не в первый раз.
То, что он одевал или раздевал женщину не в первый раз, было совершенно очевидно. Даже с ней он проделывал это не однажды.
Она стала развязывать ленточки, которые удерживали полы халата. Данте внезапно оказался у нее за спиной. В зеркале ей было видно, как он мягко отстранил ее руки и принялся развязывать ленточки. Его ладони находились настолько близко от ее грудей, что ей почудилось, будто они их ласкают.
Данте спустил халат с плеч, и она осталась в нижней юбке, корсете и комбинации.
Он не шевелился. Флер также не решалась что-то делать. Она не могла видеть его лица, в зеркале отражались только его торс и бедра позади нее. Она ощущала тепло его тела, а также крепкую хватку его рук на плечах.
Она почувствовала возбуждение. Однако тут же пришло воспоминание о леденящем ужасе.
Данте отодвинулся.
– Давай наденем платье и насладимся отличной погодой.
В зеркале она увидела, как он взял с вешалки ее платье. У нее отлегло от сердца. И в то же время острое разочарование охватило ее.
Они шли рядом, не разговаривая. Молчание было тягостным: оба с тревогой ожидали разговора, который должен был произойти. Флер не сомневалась, что в этом и состояла цель прогулки.
Данте привел ее к озеру в парке. Они пошли по тропинке, окаймлявшей озеро, и вскоре оказались на поляне, где обычно проводились семейные пикники. Это место вызывало приятные воспоминания, и Флер невольно улыбнулась.
Данте заметил ее улыбку.
– Что тебя развеселило?
– Я думала, что наш визит создаст неловкую ситуацию, но этого не случилось. В конце концов, твой брат когда-то ухаживал за мной, а я однажды видела, как ты целовал Бьянку недалеко от этого места.
Данте тихонько засмеялся:
– Я забыл, что ты была одной из свидетельниц этого эпизода. Уверяю тебя, я не был инициатором того поцелуя. Она сама меня обняла.
– Ты думаешь, она пыталась возбудить в Леклере ревность?
– Надеюсь, что так, поскольку она в этом преуспела.
Он не пошел по тропинке через поляну, а избрал путь в сторону молодых дубов.
Как уже было в Дареме, а позже и в ее саду, он снял сюртук, расстелил его на земле, предлагая ей сесть.
– Ты должен извинить меня за мои опасения, Данте, но всякий раз, когда я сажусь на твой сюртук, я оказываюсь в твоих объятиях.
– На сей раз я хочу лишь поговорить. В доме дети найдут меня и помешают нам, если, конечно, мы не выберем местом для разговора твою спальню. Ты предпочла бы это?
Он сказал это не в качестве угрозы, однако его сегодняшнее настроение говорило о том, что это действительно неразумно. Чувственность бушевала в нем все утро, и он с трудом ее сдерживал. Так было со времени того бала.
Она села на сюртук, Данте устроился рядом. Он оперся рукой о согнутое колено и устремил взор на озеро.
– Мой брат разговаривал со мной, – сказал он.
– Он сказал тебе, что ты сделал глупость, заключив этот брак?
– Нет. Он рассказал, какой брак ты предлагала ему.
– Думаю, что Леклер не должен лезть в чужие дела. Он твой брат и мой хороший друг, но иногда его надменность раздражает и…
– Он также упомянул причины, по каким ты требовала от него фиктивного брака.
– Я говорила ему, что нет никаких других причин, кроме самой простой.
– Какой же?
У нее заполыхало лицо. Она ненавидела в эту минуту Леклера за то, что он спровоцировал Данте задать ей столь жестокий вопрос.
