ничего не почувствуешь, просто в какой-то момент исчезнешь и все.
Питер схватился за голову и забегал туда-сюда, рассекая коленями переливчатый серый туман.
– Нет, нет, вы что?! Я так не могу! Я обещал Фэлри вернуться, он ждет меня! Я же обещал!
Он умоляюще перевел взгляд с Тайрона на Саргу и обратно.
В темном взгляде сега что-то дрогнуло и он хрипло произнес:
– Есть еще один путь.
– Тайрон! – тонкие черные брови эр-лана сошлись на переносице. – Мы же договорились!
– Да к черту наш договор! – снова взвился бывший боец. – Пусть он сам выберет! По какому праву ты решаешь за него?!
Сарга покачал головой и отошел на несколько шагов, словно в знак того, что он умывает руки. Ухватившись за собранные в пучок волосы, принялся отчаянно их теребить, пытаясь выдрать хоть прядь. Пучок не поддавался.
Тайрон положил руки на плечи Питеру.
– Можно запустить процесс генетического метаморфоза, типа как Сарга своих чудиков делает. Это перетряхнет весь организм, и мозги в том числе, клетки перестроятся, и эта дрянь просто исчезнет. Но…
– Что «но»? – Питер даже не заметил, в какой момент мертвой хваткой вцепился в предплечья сега. – Договаривай уже!
– Ты можешь потерять память. Полностью. Все воспоминания, кроме самых давних, скажем, из детства.
Питер медленно разжал руки и опустил голову. Тайрон молчал, лишь дышал часто-часто, словно пытался сдержать слезы, хотя поверить в такое было сложновато.
Потерять память – значит, потерять Фэлри! А без него весь хитроумный план ничего не стоит. Как же так, только ему улыбнулась удача, послав навстречу этих двоих – и вот чем все закончилось!
Вот почему видоизмененные Саргой создания были так спокойны и безмятежны – они просто ничего не помнили! Ни друзей, которых где-то оставили, ни семью, ни родных, ни возлюбленных… никого. А если у тебя никого нет – ты и не страдаешь. Пустота не вызывает страданий, лишь апатию и равнодушие.
Но живой огонь пока еще горел в груди Питера, и он был готов на все, лишь бы его сохранить.
Он приблизился к Сарге и спросил:
– Я видел созданных вами существ и, хоть и считаю подобные вещи негуманными, вы – великий мастер. Скажите честно, какие шансы, на то, что я потеряю память?
Эр-лан помедлил, словно раздумывая, соврать или сказать правду. Но Тайрон возмущенно засопел за спиной Питера, и Сарга сдался:
– Пятьдесят на пятьдесят. И хоть мне и лестны твои слова – я всего лишь ремесленник. Составляю программу, а потом смотрю, как она работает. И в этот момент уже ничего не в силах изменить. Я бы сделал все, чтобы вернуть тебя Мелл Фэлри. Но обещать этого не могу. Прости.
Он едва успел договорить и тут же попятился. Потому что Питер шагнул вперед и опустился перед ним на одно колено.
– Величайший эмбриомеханик Сарга Найф, – произнес он как мог торжественней, – прошу, позвольте мне испытать судьбу. Я вернулся в Ясион именно за этим. Прошу от своего имени, от имени Фэлри и Лэнгилла – дайте мне этот шанс… еще и потому, что другого выхода нет.
– Почему же, есть, – губы Сарги болезненно скривились. Здесь, в сознании Питера, его лицо больше не напоминало ледяную маску – оно стало живым и дышало болью.
– Смерть? – усмехнулся Питер.
– Легкая смерть. Блаженная смерть, – с ударением на каждом слове произнес Сарга, – вместо долгих месяцев мучений… без всякой уверенности в успехе.
– Ну хватит уже, старый ты зануда, – проворчал Тайрон, и Питер, поднимаясь, бросил на него благодарный взгляд, – сам, небось, легкий путь ни разу в жизни не выбрал, а туда же.
Сарга вздохнул и на какой-то момент действительно показался старым и бесконечно уставшим.
– Я эр-лан, – уныло произнес он.
Внезапно Тайрон шагнул к нему, схватил выпущенную из прически черную прядь и слегка дернул. Волосы с шелестом распустились, накрыв плечи и спину Сарги иссиня-черным плащом.
И, увидев вспыхнувшее, вмиг помолодевшее лицо эр-лана, его возмущенный и в то же время жгучий взгляд, посланный Тайрону, Питер вдруг понял, что действительно готов на все.
Все, что угодно, лишь бы снова увидеть небесное лицо своего возлюбленного, коснуться золотых волос. И даже если все пойдет по наихудшему сценарию, и он потеряет память – что-то подсказывало, что одного взгляда на Фэлри будет достаточно, чтобы все вернуть.
Он будет любить его, несмотря ни на что.
Полюбит заново, как будто они встретились в первый раз.
33
Гроза, отгремевшая несколько часов назад, раскрасила небо пронзительной синевой. Солнце вытеснило тучи с небосвода, и воздух наполнился струящимся чистым светом, который впору было разливать по сосудам.
Фэлри редко поднимался на поверхность в последнее время – наступило лето, а он тяжело переносил жару. Но тут не удержался и, вынырнув, какое-то время любовался небом.
С момента ухода Питера прошло уже немало времени, но он не считал дней. Не метался, не проклинал судьбу, наоборот – чем дальше, тем становился спокойнее и терпеливее. Не давал сомнениям угнездиться в своем разуме – ведь от сомнений недалеко и до отчаяния.
В конце концов они были вместе, пусть и недолго. Все эти десять лет Фэлри жил в уверенности, что больше никогда не увидит Питера, так что этот месяц можно считать просто подарком судьбы. Ни к чему желать большего.
И все же каждый раз, когда Фэлри приплывал к их стоянке и находил ее пустой, он испытывал двойственные чувства. Он тосковал по Питеру, но понимал, что в тот день, когда он обнаружит на стоянке флаер, они распрощаются навсегда. День, когда они снова увидятся, станет их последним днем. Питер улетит в Оморон, Фэлри уйдет в море.
Поэтому как бы он ни хотел увидеться с Питером вновь, каждый раз, когда он приплывал к месту встречи и не находил там флаера, чувстовал невольное облегчение.
Мысль о том, что Питер не вернется, что он погиб, пока пытался выбраться из системы подачи воды или в самом Ясионе, даже не приходила Фэлри в голову. Он почувствовал бы смерть своего Дара Небес. Ну а то, что его так долго нет… может, он испытывает те же самые чувства, вот и пытается отсрочить неизбежное?
Но шли месяцы, и тоска взяла Фэлри за душу.
Он был привязан своим обещанием к одному месту, а оно ему надоело. Он досконально изучил дно, подводные пещеры, все входы и выходы. Кажется, даже начал узнавать рыб, снующих вокруг коралловых рифов. Хотелось чего-то необычного, каких-то перемен.
И он все дальше и дальше уплывал в открытое
