Отступила и чуть не завизжала, привлекая внимание портовых служб. К счастью, Йозеф оказался проворным, как куница, и перехватил девчонку раньше, чем она хоть пикнуть успела. Зажал ей рот и утащил к нам. Пришлось спускаться обратно в трюм, чтобы с палубы никто ничего не заметил.
Девчонка брыкалась и вырывалась.
— Чего с ней делать-то? — вопросил Гинек, тащивший упакованный ковчег.
— Давайте шейку свернём, да и всё, — прыснул Йозеф, пытаясь удержать эту брыкливую соплячку. — Ай, кусается зараза!
Цапнув коротышку и наступив ему с размаху на ногу, девчонка освободилась, но тут же получила от меня ребром ладони по затылку и осела.
— Так чего делать будем? — повторил Гинек. — Детишек убивать не хорошо, я грех на душу не возьму.
— Всё равно труп здесь оставлять нельзя, — покачал я головой, — это доказательство налёта. Ладно, упакуйте её, ребята, возьмём малявку с собой. Там посмотрим, я её хорошо приложил, если не подохнет, продадим кровоторговцам — детишки вкусные, на чёрном рынке хорошо идут.
Мы запихнули девчонку в мешок и напихали туда немного барахла, чтобы очертания тела не проступали.
Вот теперь, наконец-то можно покинуть это спящее судно.
Глава 14. Яромира Руженова
Стук копыт, тряска. От покачивания мутило.
Я с трудном разлепила веки и проморгалась. Всё плыло, не получалось сосредоточиться… Тут же запыхтела и задёргалась, потому что не смогла развести руки, связанные за спиной. И не смогла ничего выдавить изо рта, кроме мычания, потому что между зубов застрял кляп из платка с узлом. Ноги тоже оказались спутаны верёвками.
Мне стало страшно, я не сразу вспомнила про чужих дядек на борту «Вильды», но как вспомнила, так стало ещё страшнее.
Зрение уже прояснилось, я стала озираться: крытая повозка, через натянутую парусину просвечивало солнце. Обернулась через плечо, увидала этих чужаков.
— О, ты глядь, — повернулся один из них — щуплый, какой-то невзрачный и с залысинами. — Детишки-то живучие, ага, — он уронил смешок.
Сидевший рядом небритый мужик зыркнул на меня холодным взглядом, но и всё на этом. Другой — с блестящей лысой головой и бородой — тоже лишь посмотрел на меня и отвернулся.
— Зачем вы этот довесок притащили? — буркнул четвёртый, толстый.
— Да как будто у нас был выбор! — огрызнулся небритый. — Угораздило ж её так не вовремя припереться на борт. Теперь придётся думать, кому её запродать. Может, Томаш возьмёт. Посмотрим.
— Давайте прямо здесь заховаем, — предложил толстяк, поддавая вожжей. — Места дикие, под ракитовым кусточком никто её могилку не сыщет, зуб даю.
— Не-е, продать всё ж лучше, — сказал бритоголовый бородач. — Не буду я детской кровью руки марать.
— Ну, да, — растянулся в широкой лыбе щуплый. — Как будто Томаш её по головке погладит, а не вампирам на обед продаст.
— Может на обед, а может и нет, — возразил бритоголовый. — Тут уж как карта ляжет.
— Ага, — уже начал похохатывать щуплый, — может сперва развлекутся, если извращенцы купят. А то и постоянной игрушкой сделают, с их чарами-то это запросто. Я вот какую историю слыхал…
Он начал рассказывать страшные гадости о том, что клыкастые делают с маленькими девочками. При этом то и дело с усмешечками поглядывал на меня. Похоже, ему нравилось запугивать ребёнка.
И мне действительно было страшно.
Получается, эти ублюдки залезли на нашу «Вильду»? Блин, а что они сделали с ребятами?
Я видела распластавшегося на палубе Радека, он казался мёртвым…
Неужели они всех перебили?
Нет, только не это…
Лучше бы мы вообще в этих Бышичах не останавливались! Такая же дыра, как Нова-Затока, даже хуже. Ещё Рихард зачем-то затеял марафет наводить. Название со шхуны сняли — сказал, что потом обратно приделают. Ещё оказалось, что в Эбербурге он купил краску — тёмно синюю. Утром ребята все спустились за борт на подвесных сидушках, которые Войко назвал беседками, и красили, красили, красили.
Там ещё какой-то заказчик опаздывал забрать груз, но за работой это никого не волновало, а продуктами решили затариться после, когда сохнуть будет.
Мне от запаха краски стало нехорошо, так что мне разрешили уйти поиграть на берегу. Я взяла с собой пращу, которую для меня недавно смастерил Радек — он и камушками пуляться меня немного поучил.
Мальчишки во дворе всегда с такими играли, пару раз окна разбивали. Вот им потом устраивали! Мне тоже всегда хотелось попробовать пострелять, но девочкам ведь не положено.
Выйдя на отмель, я сняла ботинки, чтобы не промочить. В тёплую погоду приятно прогуляться босыми ногами по мокрому песку. Солнышко, правда, донимало, но я намазалась кремом, который мне дал Войко.
Ещё до Эбербурга, когда мы останавливались в похожем местечке, Радек объяснял, что праща — не только игрушка, но и оружие. Например, для охоты на птиц. После чего подбил утку и вернулся с добычей.
— А птичек вам не жалко? — спросила я, приноравливаясь.
— Жалко, но птички вкусные, — ответил он.
Мне больше понравилось метать камни по воображаемым мишеням. Вот и на этот раз,
