давали времени подняться на чердак. Я долго смотрела, как фитиль тянет свечное сало, подкармливая трепетный огонек. Питьё в глиняной кружке совсем остыло и больно драло горло, но сил подняться с постели и спуститься вниз не нашлось.
Тогда я достала оберег из маминого локона, перевитого нитью. Мне не разрешили сделать для неё куколку, но сестрёнка сберегла его тайком для меня, чтобы мама была со мной, присматривала — и наплевать, что другие считают её нечистой.
— Мама, мамочка, ты мне так нужна… Мне страшно, слишком страшно. Я не хочу умирать… Я ещё ничего не успела…
Сперва, я шептала молитвы, потом на это не осталось сил и получалось тянуться к маме только мыслями. Но в какой-то момент стало всё равно, выживу или нет, лишь бы это закончилось. Я впадала в муторное забытье. Приходили безумные сны. Даже наяву казалось, что в комнате кто-то есть. Мне явился образ матери, она звала меня с собой, и я плакала, тянула к ней дрожащие руки. Очень хотелось, чтобы это было взаправду. Но часть меня понимала, что её здесь нет, это лишь видения, рождённые болезнью и отчаянным желанием вновь оказаться в родных объятиях.
Каждый шорох рождал привидений. Ночной мотылёк, бьющийся в стекло, превращался в стук явившихся по мою душу кровососов. Я видела тени людей и страшных чудовищ, но не верила, что они настоящие, потому не боялась.
Затем ко мне в комнату тихо пробралось настоящее чудовище…
Пламя свечи пошатнулось от раздувшего занавески порыва ветра и снова выровнялось — потянулось вверх, когда лязгнула щеколда оконной рамы.
Приступ кашля. Изводящий, такой, что молнии бьют в костях. В глазах потемнело, по башке будто топором рубанули. Отвалившись без сил на подушки, я посмотрела на присевшего с краю кровати вампира. Тот поморщился, глядя на меня холодными глазами.
— Ну, привет, Ярочка. Вижу, ты совсем разболелась.
На подонке снова красовался тот же чёрный наряд с рубашкой и повязкой, в котором он охотился в лесу и перепугал меня едва не до смерти.
— И кто в этом виноват? — устало разлепила я рот.
— Твоя глупость, — рыкнул он, но добавил, спокойнее: — И моя вспыльчивость.
Стало тихо, лишь назойливо пищал комар, успевший залететь в спальню вместе с ночным гостем. Тёплое свечное зарево вырисовывало высокие скулы и плотно сжатые челюсти. Мрачным силуэтом ложилась на стену длинная, густая тень. Она двигалась, колебалась, от чего казалась готовой наброситься на меня и сожрать, как мышонка.
— Зачем вы пришли? — выдавила я, облизав пересохшие губы. — Убедиться, что в беспамятстве никому о вас не сболтнула?
— В состоянии бреда люди многое говорят, но им непринято верить, — покачал он головой и стянул перчатку с правой руки. — Нет, рыжик, я пришёл не за этим, — его холодная ладонь опустилась мне на лоб. — И давно у тебя держится такой жар?
— С того дня, как вернулась с вашей лодки, — прохрипела я, отталкивая его руку. — И почему вы ещё не уплыли? Обещали же со дня на день.
— Дела задержали. Не волнуйся, скоро уедем. И я здесь именно поэтому. Котёнок, у тебя пневмония, извини за горькую правду, но ты вряд ли выкарабкаешься. Я хочу дать тебе лекарство, которое точно поможет. Но если ты его примешь, остаться дома не сможешь, придётся уехать с нами. Ты уже догадалась, к чему я клоню?
— Кровь, — выдохнула я оглушённо. — Вы предлагаете мне свою кровь?
— Именно. Войко уже рассказал тебе, что бывает с теми, кто пьёт кровь вампира? Всего несколько глотков, и ты стремительно пойдёшь на поправку. Твоё здоровье станет гораздо крепче, чем положено смертным, но в качестве расплаты между нашими разумами сформируется связь, — он постучал себя пальцем по виску. — Ты не сможешь от неё избавиться даже после смерти, когда сама станешь вампиршей. Хотя сперва тебе неплохо подрасти, как считаешь? Навсегда застрять в детском теле — не самая завидная участь.
— Зачем вы хотите меня спасти? Я думала, вы меня ненавидите.
Он прыснул и склонил голову набок.
— Ох, рыжик, много чести тебя ненавидеть. Ты мелкая, доставучая зараза, но я вовсе не хочу записывать твою смерть на свой счёт. Как и говорил, я не питаюсь детьми. И уж подавно не убиваю детей.
— Так вас совесть замучает, если я помру?
Его брови гневно сдвинулись, образовав морщины. Но Рихард быстро овладел собой и спокойно признал:
— Вся эта история началась по моей вине, ведь это я не сподобился тебя толком зачаровать, а дальше всё пошло под откос, и как итог ты выхаркиваешь собственные лёгкие. Хотя, если честно, ты меня неслабо раздражаешь, солнышко. Так что по большей части в роли голоса моей совести выступает Войко. Это он за тебя попросил, его тебе и благодарить, если согласишься.
Отрешённо пришла мысль, что если вампир называет тебя «солнышком», ты ему точно не очень нравишься.
— Войко тоже пил вашу кровь? — внезапно поняла я. Теперь это казалось очевидным.
— Разумеется, мы побратались больше двадцати лет назад. Он тогда был всего на четыре года старше тебя. Как видишь, получив вампирское благословение можно продолжать нормальную жизнь, ходить под солнцем и прочее. Только с чесноком придётся распрощаться.
— Но ведь я вам не нужна. Обязательно забирать меня, если соглашусь выпить вашу кровь? Если всё равно останусь человеком, какой прок таскать меня за собой?
— Оставить тебя на произвол судьбы? — усмехнулся вампир.
