закалили нас и морально и физически. День ведем бои, а ночью уходим, но немцы следом, и опять бой до вечера.
Весной сорок третьего года ночи были такие темные, что и на полшага ничего не было видно. Никогда больше в своей жизни я не видела таких темных ночей. Мы шли, привязываясь друг к другу веревочками, а иногда и налетали друг на друга. Шли и на ходу спали. Если кому-нибудь это покажется неправдоподобным, то я уверяю, что это было именно так. Ноги шагают, а голова спит. И даже сон приснится. А когда уходила вперед разведка, колонна останавливалась, все падали на мокрую землю или снег и замертво засыпали, а чтобы не отстать, ложились друг дружке на ноги, чтоб чувствовать, когда передний поднимется.
Очень редко нам удавалось обсушиться, но замечательно то, что никто из нас не болел, ни у кого не было температуры, а может, и была, так, на наше счастье, градусников у нас не было. Часто партизаны смеялись, что, дескать, мы заговоренные.
Помнится, всю ночь мы шли, а на рассвете зашли в деревеньку. Кто сразу уснул, кто решил обсушиться. Хозяйка растопила печь и стала варить картошку. Только она поставила большой чугун картошки на стол, как вбежал дневальный: тревога!
Мы лежали в обороне, как вдруг ребята стали передавать друг другу картошку. Хозяйка сумела все-таки принести ее и передать нам, хотя вокруг свистели пули.
Первое время я очень переживала, когда видела раненого или убитого. Помню, всю ночь проплакала, когда узнала о смерти Вити Моченкова, моего односельчанина, хорошего друга моего брата. С ним мы вместе пришли в отряд, хотя и было ему всего пятнадцать лет. Но Витя скоро стал настоящим партизаном. Ходил с автоматом, биноклем, подбадривая даже тех, кто был постарше его. Их группа ушла взрывать эшелон, и там Витя погиб.
— Это было на моих глазах, — вступает в разговор Федор Каюда. — В нашей группе кроме меня и Вити Моченкова были еще Андрей Климов и Павел Рябцев. Мы спустили эшелон около разъезда Щербачи и возвращались в отряд, но решили зайти в деревню Ново-Александровка Чаусского района. В этой деревне жил бургомистр, на которого очень жаловалось население. Наша группа хотела его взять, но его не оказалось дома. Вечером мы вышли из этой деревни по направлению деревни Карковщина. Это было в воскресный день. На опушке леса мы сели передохнуть. Было очень жарко. В это время на станцию Светозерье приехали немцы для прочистки лесов от партизан. Мы этого не знали, конечно. Сидим на пенечках, а в этот момент с той стороны, откуда мы вышли, следовали за нами немцы, человек двадцать пять. Они были вооружены тремя пулеметами и автоматами.
Когда я оглянулся, вижу, идет женщина, я ее остановил и спрашиваю: «Откуда вы идете?» Она отвечает: «Со станции Светозерье», — а сама смотрит куда-то позади меня и крестится. Слышу позади треск, оглянулся и увидел немцев, устанавливающих пулеметы. Я вскочил и крикнул: «Немцы!» И сразу заработали четыре наших автомата ППШ. От такого шквала огня немцы немного растерялись и отошли в лес. Нам оставался один путь — перебежать метров сто чистого поля и скрыться в лесу. В этот момент был убит Витя Моченков. Правда, после мы узнали, что он еще был жив, когда его подобрали немцы, и умер в Чаусах под пытками. Помню, Тимка Горбачев написал стихотворение, в котором были слова: «Витя погиб, лишь пятнадцать ему…»
Партизаны между тем так оседлали железные дороги, что немцы вынуждены были пойти на новую тактику. Перед эшелонами они пускали бронепоезд, который шел и беспрерывно стрелял по обеим сторонам насыпи. Но и это не спасало фашистов. Партизаны ухитрялись и от бронепоезда укрыться, и мину все же подложить.
В злобе фашисты усиливают преследование партизан, и вот осенью сорок третьего года несколько партизанских отрядов, в том числе полк «Тринадцать», полк Демидова, 17-я партизанская бригада, оказываются блокированными в Городецком урочище.
Немцы решили не допустить соединения партизан с наступающими частями Красной Армии.
В этих труднейших условиях блокады командование всеми партизанскими силами принял на себя командир полка «Тринадцать» Гришин.
Противник имел от двадцати до двадцати пяти тысяч войск, сосредоточенных вокруг Бовского леса, в том числе два артполка, минометный полк и двенадцать бомбардировщиков. Окруженные партизаны располагали шестью тысячами человек. Вооружение партизан — пулеметы, винтовки, автоматы, к тому же очень мало патронов. Фашисты решили взять партизан измором. Целых шестнадцать дней длилась блокада. У партизан не было еды, патронов. Но они не сдавались. И тогда немцы пошли в атаку.
С 10 октября они открыли круглосуточный артминометный обстрел нашей обороны и бомбежку. Голодные, оборванные, еле державшиеся на ногах, партизаны сдерживали атаки врага, а их было ни мало ни много, а шесть-восемь за день.
И так продолжалось день за днем.
С самого рассвета тяжелые бомбардировщики утюжили лес. Над обороной стояли клубы дыма. Вся земля была покрыта воронками от разрывов бомб и снарядов. Израненные и покореженные деревья образовали сплошные завалы. С каждым днем, часом становилось все труднее. Истекали боеприпасы, росло число убитых и раненых. Нужно было на что-то решаться…
«ЖИТЬ ИЛИ УМЕРЕТЬ»
Так озаглавили потом партизаны заметку в стенгазете отряда «Победа», которая называлась «Голос партизана».
«Всю ночь на 17 октября противник вел перегруппировку своих сил. Понеся крупные потери в живой силе и технике, он подтягивал все новые и новые резервы. Надвигался решающий день схватки.
В эти дни кусок сырой конины был для партизан лакомством. Кончились боеприпасы, не хватало перевязывающих средств и медикаментов, но оставалась непреклонная воля к сопротивлению.
Кончилась ночь, брезжит рассвет. «Хотя бы туман навалился, — думали партизаны, — можно было бы укрыться от воздушных налетов». Но тумана не было. Снова, как и вчера, наступал солнечный день. Это было на руку врагам, и фашисты рассчитывали, что уж сегодня они окончательно разделаются с партизанами.
Рано утром они начали бешеную артподготовку. Весь лес покрылся дымящимися воронками от разрывов снарядов и мин. Били по обороне, по госпиталю, по командному пункту. Падали убитые и раненые. Отважные санитары, комсомолки Колобашкина, Гладкова, Байдина, Сафонова, Котова, ползали по окопам, перевязывая раненых бойцов. Так продолжалось несколько часов. Потом, подобно стае кровожадных шакалов, враг бросился в атаку. Немцы шли во весь рост, держа автоматы на груди. Били крупнокалиберные пулеметы и гранатометы немцев. Тысячи пуль, словно шмели, с визгом проносились над нашей головой. Под прикрытием такого огня немцы почти вплотную подошли к нашей обороне. Казалось, электрический ток прошел по цепи бойцов.
