С. 316. Россет, между прочим, зовет нашего героя «Мегенес’ом» и «секретарем», это, может быть, хотя и необязательно, означает, что обе эти неточности были в ходу и в 1830-е годы.
29
Нет ничего неправдоподобного в предположении, что – ский посланник, у которого на бале была графиня Анна Федотовна перед смертью, был именно английский, что очень удобно объяснило бы присутствие этого англичанина – вероятно, дипломата – в церкви на панихиде.
30
Дуэль и смерть Пушкина. 4-е изд. Т. 2. М., 1978. С. 84.
31
Подлинник хранится в архиве Министерства иностранных дел Великобритании в Кьо Гарденс под Лондоном, в книге документов за номером FO 65/234.
32
Щеголев неверно передает термин «the insinuation» как «оскорбление», так как слово это означает именно окольный («синусоидный») выпад, прозрачный намек, а не прямое оскорбление (которое, собственно, и не бывает «двусмысленным»).
33
Я чрезвычайно благодарен ему за всяческое содействие в моих изысканиях и за радушный прием. Кроме того, хочу выразить глубокую признательность за советы и участие г-же Рандаль Кроли (праправнучке Пушкина), княгине Лобановой-Ростовской и г-ну Мейлаху.
34
Что-то неладное о Пушкине доносилось до него даже в Варшаву, откуда он пишет Вяземскому за две недели до смерти Пушкина: «Здесь разнеслись какие-то странные слухи [об А.П.], но стоустая клевета не знает ни границ, ни пространства» (Литературное наследство. Т. 58: Пушкин. Лермонтов. Гоголь. М., 1952. С. 134).
35
Согласно одной недавней советской теории (кажется, впрочем, неосновательной), кн. Трубецкой мог быть составителем известного анонимного письма (см.: Ласкин С. Тайна красного человека // Нева. 1982. № 6, с. 84–128). Между прочим, желающим сличить руку Трубецкого с другим каким-нибудь почерком интересно будет знать, что, хотя вообще всех гостей посольства записывал в Журнале для визитов посольский швейцар или письмоводитель, однажды, именно 2 января 1836 года, Трубецкой (пришедший, видно, с новогодним визитом вместе с французским посланником бароном де Барантом) решил расписаться собственноручно: «Le Prince Alexandre Troubetzkoi, Lieut, aux Chevaliersgards, e(n) p(ersonne)».
36
Правда, из записи не ясно, который из братьев Борх, но можно полагать, что тот самый, т. е. Иосиф Михайлович, служивший переводчиком у Нессельроде в министерстве.
37
Щеголев думал, что вызов был послан 5-го, но он, по-видимому, ошибался (см., например, записки графа Соллогуба: Пушкин в воспоминаниях современников. Т. 2. М., 1974. С. 300).
38
См.: Эйдельман Н. Пушкин. Из биографии и творчества, 1826–1837. М., 1987. С. 428. Как и А. Глассе (см.: Временник Пушкинской комиссии 1977. Л., 1980. С. 21–31), я думаю, что этот меморандум составлен на основании известной записки Гогенлоэ, вюртембергского посланника, а не наоборот, как полагал Эйдельман. Между прочим, кн. Гогенлоэ был у Дурама в день смерти Пушкина.
39
Что Дурам, как и Суццо, не мог быть на отпевании Пушкина по причине нездоровья, как будто следует из отчета Лютцероде, саксонского посланника, впрочем, не совсем ясного в этом месте (см.: Щеголев П. Е. Пушкин. Исследования, статьи и материалы. Т. 2. М.-Л., 1931. С. 113). С другой стороны, согласно «Книге визитов», его в этот день посетило шесть человек, в их числе приятель Пушкина граф Блудов.
40
Русская традиция написания английских имен была причудлива вследствие часто неверного понятия об английском произношении; советская же нелепа прежде всего вследствие укоренившегося ложного понятия о произношении (и правописании) русском. «Удельное имя» лорда Дурама (Durham; он был первым владетельным графом, Earl, в роду) произносится в Англии (но не в Америке) гораздо скорее в рифму с «даром», чем с «дером», хотя фонетически точно этого русскими литерами не передать. Я намеренно выбрал другую русскую традицию, основанную на офранцуженном звучании его имени (но с английским акцентом), потому что он большею частью говорил с русскими по-французски и на этом языке его называли в петербургском свете, Дюрам.
41
«Это, скорее всего, благозвучное иносказание, бывшее тогда в употреблении», говорит биограф Дурама.
42
Впрочем, в наше время Earl Grey гораздо лучше известен благодаря его сорту английского чая (с бергамотом), продающемуся в жестянках с его портретом, на котором он глядит неодобрительно.
43
Но в альбоме графини Сары Джерси, дальней родственницы Дурама по матери, как раз автограф Пушкина сохранился среди сравнительно немногих. Этот манускрипт (интересный вариант нескольких строк стихотворения Жуковскому 1818 года, записанный, очевидно, по памяти в 1835 году и переданный, может быть, через княгиню Ливен) был недавно напечатан г. Романюком в 25-м номере «Временника Пушкинской комиссии» (1994). Я видел подлинник в Лондоне прежде, чем увидел эту публикацию, и теперь, познакомившись с ней, нахожу, что она нуждается в дополнениях и уточнениях.
44
Она, как и многие иностранцы в России, датировала по новому стилю, но дни недели считала, конечно, по старому, и оттого ее запись «17 февраля, пятница» означала пятницу 5 февраля по русскому календарю, которая, однако, была средой 17-го в Европе. Таким же образом отмечались даты в посольских журналах.
45
Упоминающиеся везде «толпы народа» перед выносом тела и на паперти не должны обманывать непредвзятое суждение: толпы возникают по побуждениям часто весьма далеким от настоящей причины и смысла события, и начитанный прохожий, оказавшийся в тот день в толще народа на площади перед дворцовой церковью, мог бы, наверное, подслушать в общем говоре целые куски из народной сцены на площади перед Новодевичьим монастырем в прологе «Бориса Годунова» («О чем там плачут?» и проч.).
46
И оттого мне странно было набрести на ее имя, пускай и неузнаваемо искаженное («Дерем, Елизавета, его жена») в указателе к «Пушкину в воспоминаниях современников»; но на поверку разъяснилось, что ссылка на дневник графини Фикельмон за 1830 год, где упоминается «английская посольша», – просто ошибка, ибо Луиза Дурам приехала в Петербург только в октябре 1835 года, прежде мужа, и первые четыре месяца, покуда посольский особняк благоустраивался, Дурамы жили в доме Шувалова на Мойке, нанятом для них Маженисом.
47
Когда эта статья была уже написана, г-жа Гестер Боррон, архивариус Дурамов, разыскала для меня
