с карманными шахматами, найденная за
подкладкой пиджака Лужина, – «но уже темно было её происхождение».2
Достоверно известно, что, вернувшись с пляжей Померании в Берлин 20
августа 1927 года с замыслом второго своего, «карточного» романа, Набоков
застал эмигрантскую публику в ажиотаже лихорадочного возбуждения: Алё-хину предстоял матч с Капабланкой на звание чемпиона мира. Эта атмосфера, очевидно, послужила триггером, подстегнувшим давно зревший замысел.
Набоков просит мать, той осенью собиравшуюся навестить его, захватить с
собой из Праги его шахматы. В середине октября он пишет стихотворение
1 Набоков В. Предисловие к американскому изданию. Защита Лужина. Собр. соч. в 4-х т.
СПб., 2010. Т. 1. С. 102.
2 Набоков В. Защита Лужина. С. 250.
117
«Шахматный конь», прозрачно предвещающее «Защиту Лужина». Три недели
спустя появляется его восторженная рецензия на книгу Зноско-Боровского
«Капабланка и Алёхин», также послужившую материалом для будущего романа. Все эти сведения приводятся Бойдом, но при этом он отмечает ещё один, очень важный момент – хронологически как бы параллельное зарождение и
развитие замыслов двух романов: «В конце сентября Набоков обдумывал
начало своего нового романа, но к работе ещё не приступил. Тем временем
замысел его третьего романа уже был на подходе».3 «Тем временем» и «на
подходе» нельзя понять иначе, как синхронное или близкое к тому обдумывание совершенно разных, как будто бы, сюжетов: истории неудавшегося преступления и трагедии гениального шахматиста. Столь длительное сопутствие
двух разных замыслов – каждого герметично замкнутого только на себя – кажется бессмысленным и неправдоподобным. Какая-то должна была быть между ними связь, что-то важное, что объединяло. Свобода «чистого вымысла», которой Набоков впервые объяснил выбор среды и персонажей в «Короле, да-ме, валете», впоследствии стала чуть ли не дежурным оправданием как раз тех
произведений, в которых Набоков угадывался как (повторим снова за Барабтарло) «на удивление эмпирический писатель», решающий таким способом
свои, остро насущные проблемы.
Приближаясь к своему тридцатилетию, возрасту человеческой и, желательно, не слишком отдалённой творческой зрелости, Набоков был озабочен
поиском модели Идеального Творца, на что и направлена глубоко запрятанная
имплицитная связь между героями двух романов: Драйером и Лужиным. Над
двумя отдельными замыслами висит невидимый, но ключевой значимости
мост единого и с большой буквы Замысла. Однако доказательно это выявляет-ся только сравнительным ретроспективным анализом. Взятое по отдельности, само по себе, каждое из этих двух произведений может быть воспринято читателем только в той половине смысла, которая непосредственно к нему обра-щена – как сторона Луны, постоянно обращённая к Земле.
Но всё по порядку. Итак, первым на очереди оказался всё-таки «Король, дама, валет», по причинам вполне естественным и понятным – писать его было
заведомо легче и быстрее. Отделав чистовик «КДВ» летом 1928 года, автор
приступил к «Защите Лужина» в феврале следующего, 1929-го, в спокойной
обстановке маленького курортного местечка Ле-Булу, в горах на границе
Франции и Испании, чередуя писание с давно вымечтанной ловитвой бабочек.
Заканчивать роман пришлось уже в Берлине: «Кончаю, кончаю… – но какая
сложная, сложная махина», – писал Набоков матери 15 августа.1 Публикация
3 ББ-РГ. С. 323.
1 ББ-РГ. С. 342.
118
нового романа пришлась на октябрь 1929-го – апрель 1930-го в «Современных
записках», и отдельным изданием «Слово» выпустило его в 1930 году.
В наше время, почти сто лет спустя, можно только поражаться диагностически точному, тончайше нюансированному, отслеженному в развитии описанию того прискорбного расстройства психики, которое в пору создания романа
ещё не имело даже названия, а сейчас известно как аутизм. Причём у Лужина он
– редкой разновидности: так называемого синдрома саванта (от фр. savant –
учёный).
Приведём выдержки из Википедии, сообщающие об этом явлении: «Редкое состояние, при котором лица с отклонением в развитии (в том числе аути-стического характера) имеют “остров гениальности” – выдающиеся способности в одной или нескольких областях знаний, контрастирующие с общей огра-ниченностью личности. Феномен может быть обусловлен генетически или
приобретён. Состояние впервые описано Джоном Лэнгдоном Дауном в 1887 г.
под термином idiot savant – с фр. – учёный идиот». «Аутизм проявляется
прежде всего в задержке развития и нежелании идти на контакт с окружающими…». В разделе «Синдром раннего детского аутизма» указывается, что
ребёнок-аутист «избегает разговоров, не задаёт вопросов и может не реагировать на вопросы, обращённые к нему», отмечается также «повышенная эмоциональная чувствительность ... попытка избежать воздействия внешнего мира ...
сверхценные интересы ... задержка и нарушение речевого развития … ослабление эмоциональных реакций на близких, вплоть до полного их игнорирования (“аффективная блокада”)». Детям-аутистам «сложно завязывать и поддерживать дружеские отношения», им свойственны «приступы гнева … сопротивление переменам … аутоагрессия … ограниченность интересов и повторя-ющийся репертуар поведения», они склонны к «замкнутой внутренней жизни
… редко смотрят в глаза». Чувство страха, повышенная ранимость, чувствительность к чужой оценке, недостаточная обучаемость, негативная
