Но как забавно, что в конце абзаца, корректору и веку вопреки,
тень русской ветки будет колебаться
на мраморе моей руки.
В. Набоков
I write mainly for artists,
fellow artists and follow artists.
V. Nabokov.
1
Владимир Набоков.Восточные Пиренеи, Ле-Булу, 1929 г.
2
Эстер Годинер
Н А Б О К О В:
РИСУНОК СУДЬБЫ
Иерусалим
«Филобиблон»
2023
3
Esther Godiner
NABOKOV: А PICTURE OF FATE.
(Jerusalem: «Philobiblon», 2023)
Верстка и оформление
Леонида Юниверга
Корректура
Владимира Френкеля
ISBN 978-965-7209-84-4
© Эстер Годинер, текст, 2023
© Изд-во «Филобиблон», 2023
( [email protected])
Типография «Ной» (Иерусалим)
4
ПРЕДИСЛОВИЕ
Как-то, уже на вершине мировой славы, в очередном из частых тогда
интервью (1966 г.), на вопрос: «Чем бы вы хотели больше всего заниматься, кроме литературы?» – Набоков ответил: «Ну конечно же, ловлей бабочек и
их изучением. Удовольствие от литературного вдохновения и вознагражде-ние за него – ничто по сравнению с восторгом открытия нового органа под
микроскопом или ещё неизвестного вида в горах Ирана или Перу. Вполне
вероятно, что не будь революции в России, я бы целиком посвятил себя энтомологии и вообще не писал бы никаких романов».1
История не знает сослагательного наклонения, и проверить надёжность
этого суждения не представляется возможным. Зато можно привести другое –
тоже из интервью (1971 г.), в котором мэтр Набоков заявляет: «В двенадцать
лет моей любимой мечтой была поездка в Каракорум в поисках бабочек. Двадцать пять лет спустя я успешно отправил себя, в роли отца героя (см. мой роман “Дар”) обследовать с сачком в руке горы Центральной Азии. В пятнадцать
лет я представлял себя всемирно известным семидесятилетним автором с вол-нистой седой гривой. Сегодня я практически лыс».2 Мы не знаем, стал бы писателем Набоков, не случись в России революции. Но в эмиграции он не мог
им не стать: «грива» не состоялась, но в остальном Набоков переиграл «дуру-историю», самоё ностальгию превратив в неисчерпаемый источник литературного вдохновения, памятью и воображением восстанавливая своё «счастливейшее» детство, свою, только ему принадлежащую и потому неуничтожимую
Россию.
В Корнелльском университете профессор Набоков рекомендовал своим
студентам критерии, согласно которым, по его мнению, следовало рассматривать творческое лицо писателя: «Писателя можно оценивать с трёх точек зрения: как рассказчика, как учителя, как волшебника. Все трое сходятся в крупном писателе, но крупным он станет, когда первую скрипку играет волшебник… Великие романы – это великие сказки».3
Эта модель фактически обнаруживается и в процессе самообучения прирождённого автодидакта – русского эмигрантского писателя Сирина. Как в
1 Набоков В. Строгие суждения. М., 2018. С. 126.
2 Там же. С. 213.
3 Бойд, Брайан. Владимир Набоков. Американские годы. Биография. СПб., 2010. С.
208.
5
детстве, впервые взяв в руки учебник, он в нетерпении сразу заглядывал на
последние страницы, и только затем, так или иначе, но осваивал его весь, -
точно так же и впоследствии: изначально нацелившись на избранном им поприще стать «волшебником», Набоков заранее заявил себя «антропоморфным
божеством», создающим и целиком контролирующим характеры и судьбы
своих героев, «рабов на галере», среди которых фокусом поиска был он сам –
будущий идеальный Творец.
Потребовалась, однако, целая серия «русских» романов, прежде чем в
последнем, «Даре», в результате всего предшествующего, долгого и тщатель-ного творческого процесса «алхимической» переработки, сошлось, наконец, всё: и ставший «волшебником» мастер В. Сирин, и достойный его ученик –
Фёдор Годунов-Чердынцев, в финале, с благословения автора, заслуживший
обетование тоже стать «волшебником». В 1962 году, почти тридцать лет спустя после написания «Дара», просмотрев перевод его на английский, Набоков
разочарован не был: «Это самый большой, полагаю, что лучший и самый но-стальгический из моих русских романов».1
Более того, к этому времени давно и почти полностью перейдя на английский( кроме стихов),
