интересные научные и философские идеи. Возникало чувство просветляющей красоты знаний и – ещё существенней – осознание своего незнания. Ответ Петра на послание брата: «Твоё письмо ясно указало мне, что нужно заняться естественными науками; я решительно не имел о них никакого понятия».
Для Петра, в отличие от Александра, научно-философские занятия, рассуждения не были чем-то исключительно привлекательным: «Тот, кто не способен тронуться музыкой, природой, стихами, творчеством, тот не высоко стоит в моих глазах».
На совет брата «не признавать ничего святым» Пётр не отозвался. Привычную с детства идею Бога отклонил, не находя ей научных подтверждений. Но святыни оставались. Вера в идеалы свободы, добра и справедливости была для него не умствованием, а руководством к жизни.
* * *
Александр Кропоткин обладал обширными познаниями, писал стихи и научно-популярные очерки, переводил научные и философские книги. Детство и юность его проходили почти так же, как у брата Петра: та же семейная обстановка, военное училище.
Может показаться, что Александр был трусоват. Но он не раз выказывал и силу воли, и мужество.
Когда он, провалив экзамены в Кадетском корпусе, остался на второй год, рассерженный отец запретил ему видеться с братом. А Петя как раз приехал в Москву на каникулы. Дома он застал постоянные приёмы: играл крепостной оркестр, крепостной кондитер готовил замечательные печенья, торты и мороженое, до позднего вечера картежники просиживали в большой зале (хозяин частенько проигрывал немалые суммы).
Пётр бродил по шумным, ярко освещённым комнатам и чувствовал себя несчастным. Поздно вечером старый дворецкий Фрол шепнул ему: «Идите в людскую». Промчавшись через двор, Петр вбежал в помещение для слуг. Там был брат! Они обнялись и ничего не могли сказать от волнения. А потом Саша принялся быстро доедать горшок каши, рассказывая о том, как добрался до дома.
В Кадетском корпусе ему не дали увольнительной. Пришлось пойти на риск. В свою постель уложил чучело, сделанное из одежды, выбрался через окно, спустился со второго этажа и пустырями, отбиваясь тесаком от бродячих собак, миновал территорию корпуса. Пришлось пересечь пол-Москвы – от Лефортова до Смоленского бульвара – больше 7 километров (денег на извозчика не было).
«Кучера и другие слуги, – писал Пётр Алексеевич, – приходили между тем. Они вздыхали, глядя на нас, затем садились у стен и тихо перешёптывались порой, чтобы не помешать нам. А мы, обнявшись, просидели до полуночи и беседовали о туманных пятнах и о гипотезе Лапласа, о строении вещества, о борьбе папской и императорской власти при Бонифации VIII…»
За полночь Саша собрался уходить. Пётр просил не появляться дома на следующий день. Однако Саша пришёл. Он сильно рисковал. В Кадетском корпусе за самовольную отлучку могли высечь розгами и разжаловать в солдаты. Да и слугам было бы несдобровать, узнай старый князь о проделках сына. Но крепостные умели хранить тайны.
На этот раз часть пути к брату Александр проехал на извозчике: один из слуг упросил его взять немного денег, полученных «на чай» от картёжников.
* * *
У Александра Кропоткина были все возможности для того, чтобы добиться успехов в науке, литературе, философии – в тех областях, к которым он имел призвание. Этого не произошло.
Сказались неблагоприятные внешние обстоятельства? Вряд ли. Пётр находился в условиях более трудных, занялся революционной деятельностью, отдавая ей много времени и сил. Александр «не разбрасывался» и мог всецело заниматься тем, что его интересовало.
Некоторые ссыльные в Сибири добивались выдающихся научных результатов. Например, географ и геолог Иван Черский, открывший гигантский горный хребет, названный его именем. Или этнографы Владимир Тан-Богораз и Павел Штернберг.
Но Александра Кропоткина мало интересовала земная природа или нравы, верования и быт туземного населения. Более привлекали далекие звёздные миры.
По мнению Петра, Александр «легко различал сильные и слабые стороны различных гипотез, и без достаточного знания математики лишь при помощи живого воображения он схватывал результаты самых запутанных математических исследований.
Живя воображением среди небесных тел, он часто постигал их сложные движения лучше некоторых математиков, которые иногда теряют из виду действительность физического мира и видят только свои формулы и логические выводы из них».
Александр Кропоткин стал автором интересной работы, посвящённой звёздам и туманностям. «Время от времени, – писал Пётр, – науке нужны именно подобные обобщения широкого размаха, произведённые добросовестным, трудолюбивым умом, одарённым и критическим духом, и воображением».
Да, критическая мысль и воображение необходимы для мыслителя. Но одним этим ещё не обойдешься. Выдающиеся открытия суждено было сделать не Александру, а его младшему брату.
Главные причины не связаны с внешними обстоятельствами. Александр справлялся с отдельными трудностями. Но ему недоставало упорства в достижении цели, энтузиазма, твёрдой веры в идеалы добра, красоты и правды – той веры, без которой вряд ли можно рассчитывать на крупные творческие достижения.
* * *
При общем внешнем сходстве братья заметно различались. Вот фотография Петра в мундире камер-пажа: твёрдый взгляд, волевое лицо, чуть капризное, с некоторым задором. У Александра черты лица мягче, расплывчатые; выражение доброты и некоторой рассеянности.
Александр, в отличие от Петра, порой смирялся с обстоятельствами, избегал острых конфликтов. Терпел побои отца, а когда жил в бедности, испытывая полосу неудач, «отключался» от тягот жизни с помощью водки. У Петра это средство искусственного возбуждения и самообмана вызывало отвращение.
Пётр никогда не был удовлетворён собой. Стало быть, стремился стать лучше. Недоволен собой человек, имеющий высокие идеалы.
Признавая критику брата в свой адрес, он писал: «Из меня никогда ничего не выйдет, и я вовеки веков буду поверхностным человеком. Есть лень и недостаточность внимания… Внимание – это зерно гениальных открытий».
* * *
Летом 1864 года Александр приехал на службу в Сибирь. Его первые впечатления были нерадостны: «Да, неприветлива Сибирь. Здесь невозможен комфорт (в благородном, цивилизованном смысле этого слова)».
А Пётр тем временем беспрерывно путешествовал, порой терпел лишения, нередко превозмогал опасности и был счастлив такой жизнью.
На правах старшего и более умного брата Александр с некоторой снисходительностью относился к Петру.
Когда они некоторое время жили вместе в гостинице в Иркутске, Александр записал у себя дневнике: «Живём пока ладно, ни разу не ссорились, что довольно удивительно, ибо Петух мой не очень-то деликатного характера» (по-видимому, имеется в виду, что Пётр прям и откровенен).
На балу Александра порадовало искусство, с которым танцевал Пётр; вспомнил давнее признание отца: «Я любовался, как он порхал по паркету, и сердце моё радовалось, что я имею такого ловкого брата». Александр замечал лишь поверхностные достоинства Петра. Хотя отметил: «С ним все разговаривают, и видно, что его любят и уважают».
Искренность,
