глупостей, как те, которых он приблизил к себе».
П. А. Столыпин выехал в Киев и 27 августа 1911 года поселился в генерал-губернаторском доме. Вызывал министров, обсуждал подготовку нового народного представительства. Принимал депутации, отдельных лиц. Пропуск был свободным для всех категорий посетителей, хотя охранному отделению было известно о подготавливаемом покушении. По приезду он отправляет письмо супруге: «Дорогой мой ангел. Всю дорогу я думал о тебе. В вагоне было страшно душно. В Вильно прицепили вагон с Кассо и Саблером. В Киев прибыли в час ночи. Несмотря на отмену официальной встречи, на вокзале, кроме властей собрали дворянство и земство всех трех губерний. Сегодня с утра меня запрягли: утром митрополичий молебен в соборе о благополучном прибытии Их Величеств, затем освящение музея им. св. Алексея, затем прием земских депутаций, которые приехали приветствовать царя… Тягостны многочисленные обеды и завтраки. Целую крепко и нежно, как люблю».
Видимо, Петр Аркадьевич не счел нужным тревожить жену сообщением о досадных обстоятельствах пребывания царя и его в Киеве. П. Курлов, который находился в непосредственном подчинении министру внутренних дел Столыпину, решил обойти своего шефа, передал царю доклад об усилении мер по охране августейшей семьи. Николай ІІ, обычно педантичный в этих вопросах, почему-то без визы Петра Аркадьевича эти предложения утвердил. По традиции охрану императора вне Петербурга на себя принимал местный генерал-губернатор, в Киеве – Ф. Ф. Трепов. Он взбесился, узнав, что это взял на себя Курлов как начальник жандармов.
29 августа Николай ІІ с супругой, детьми, вдовствующей императрицей, с многочисленной свитой прибыли на киевский вокзал, торжественно украшенный по этому случаю. Погода была прекрасной. Родной брат моей бабушки Владимир Добжанский – основной кинооператор-хроникер, снимавший все события до 1919 года, запечатлел и этот визит императорской семьи. Хотя существует мнение, будто бы император оттеснял премьер-министра, но в хронике моего дяди мы видим их вместе. Петр Аркадьевич стоит по правую сторону вблизи царя во время прохождения почетного караула 29 августа. Позднее, в тот же день, они идут все вместе по Киево-Печерской лавре – царская семья и Петр Аркадьевич. Знаменательно то, что император и великий реформатор во время молебна на могиле Василия Кочубея и Ивана Искры стояли как раз на том месте, где через несколько дней будет похоронен Столыпин.
Программа описываемого визита императора была насыщена – тут проводилось всё – от инспекции Юго-Западного края до открытия памятника Александру ІІ. Что ни день, то мероприятия, – посещения учебных заведений, собора, монастырей, парады кадетов… Атмосферу трагического дня подробно воспроизводит очевидец, киевский гражданский губернатор А. Ф. Гирс: «Утро 1 сентября было особенно хорошим, солнце на безоблачном небе светило ярко, но в воздухе чувствовался осенний живительный холодок. В восьмом часу утра я отправился к дворцу, чтобы быть при отъезде Государя на маневры. После проводов Государя ко мне подошел начальник киевского охранного отделения полковник Кулябко и обратился со следующими словами: „Сегодня предстоит тяжелый день; ночью прибыла в Киев женщина, на которую боевой дружиной возложено провести террористический акт в Киеве; жертвой намечен, по-видимому, Председатель Совета Министров, но не исключается и попытка цареубийства, а также покушения на министра народного просвещения Кассо. Рано утром я доложил обо всем генерал-губернатору, который уехал с Государем на маневры. Генерал Трепов заходил к П. А. Столыпину и просил его быть осторожным. Я остался в городе, чтобы разыскать и задержать террористку, а генерал Курлов и полковник Спиридович тоже уехали с Государем. Мы условились, что полковник Кулябко вышлет за Председателем Совета Министров закрытый автомобиль, чтобы в 5 час. дня отвести его в Печерск на ипподром, где должен был происходить в Высочайшем присутствии смотр потешных. Кулябко передаст шоферу маршрут, чтобы доставить министра туда и обратно кружным путем. По приезде П. А. Столыпина к трибуне я встречу его внизу и провожу в ложу возле царской, назначенную для Председателя Совета Министров и лиц свиты. Вокруг Кулябко незаметно расположит охрану. Кулябко просил провести министра так, чтобы он не останавливался на лестнице и в узких местах прохода. Я спросил Кулябко, что он предполагает делать, если обнаружить и арестовать террористку не удастся. На это он ответил, что вблизи Государя и министров он будет держать своего агента-осведомителя, знающего террористку в лицо. По данному этим агентом указанию она будет немедленно схвачена. До крайности встревоженный всем услышанным, я поехал в Печерск на ипподром. Поднимаясь по Институтской улице, я увидел шедшего мне навстречу П. А. Столыпина. Несмотря на сделанное ему предостережение, он вышел около 11 утра из дома начальника края, в котором жил. Я повернул на соседнюю улицу, незаметно вышел из экипажа и пошел за министром по противоположному тротуару, но П.А. скоро скрылся в подъезде Государственного банка, где жил министр финансов Коковцев.
Перед трибунами ипподрома выстроились в шахматном порядке учащиеся школ. Яркое солнце освещало их рубашки, белевшие на темном фоне деревьев. Я встретил Столыпина на условленном месте. Выйдя из автомобиля, он стал подниматься по лестнице, но знакомые задерживали его, и я видел обеспокоенное лицо Кулябки, который делал мне знаки скорее проходить. Мы шли мимо лож, занятых дамами. Петр Аркадьевич имел вид крайне утомленный. „Скажите, – начал он беседу со мной, – кому принадлежит распоряжение о воспрещении учащимся-евреям участвовать 30 августа, наравне с другими, в шпалерах во время шествия Государя с крестным ходом к месту открытия памятника?“ Я ответил, что это распоряжение было сделано попечителем Киевского учебного округа Зиловым, который мотивировал его тем, что процессия имела церковный характер. Он исключил всех не христиан, т. е. евреев и магометан. Министр спросил: „Отчего вы не доложили об этом мне или начальнику края?“ Я ответил, что в Киеве находился министр народного просвещения, от которого зависело отменить распоряжение попечителя округа. П. А. Столыпин возразил: „Министр народного просвещения тоже не знал. Произошло то, что Государь узнал о случившемся раньше меня. Его Величество крайне этим недоволен. Подобные распоряжения, которые будут приняты, как обида, нанесенная еврейской части населения, нелепы и вредны. Они вызывают в детях национальную рознь и раздражение, что недопустимо, а их последствия ложатся на голову Монарха“.
Во время этих слов я услышал, как возле меня что-то щелкнуло, я повернул голову и увидел фотографа, сделавшего снимок со Столыпина. Возле фотографического аппарата стоял человек в штатском сюртуке с резкими чертами лица, смотревший в упор на министра. Я подумал сначала, что это помощник фотографа, но сам фотограф с аппаратом ушел, а он продолжал стоять на том же месте. Заметив находящегося рядом Кулябко, я понял, что этот человек был агентом охранного отделения, и
