просила хозяйского прокуратора возвратиться, однако этот негодяй наплевал на мои мольбы. Я предупреждала его, что может случиться, когда просьбы женщины остаются без ответа. И это случилось…
Разбойники выскочили из-за деревьев, мои люди разбежались. Самый страшный из них, огромного роста, вытащил меня из носилок и поволок в чащу.
– Как же ты сумела вырваться? – удивился Марк.
– Он споткнулся и упал на землю. Я тоже упала, но успела вскочить первой. Я сразу закричала и бросилась в сторону дороги… Пока еще было видно.
Женщина вновь исступленно зарыдала, потом на коленях подползла ближе и принялась целовать руки наследника. Вблизи, при взгляде сверху, ее еще более оголившееся плечико показалось Марку особенно милым.
– …Ты спас меня, господин! Умоляю, не возвращай меня Тавру! Возьми к себе. Я готова выполнять любую работу по дому. Я буду верно служить тебе душой и телом.
Марк насторожился:
– Ты, часом, не из христиан?
– Нет, господин. Я хотела быть вольной птицей и принадлежать тому, кому хочу. С этой минуты мое сердце, господин, принадлежит тебе. Возьми меня к себе. Я вижу, ты знатен, могуч…
В этот момент из лесу начали выбираться смущенные, прячущие глаза люди. Один из них, однорукий, попытался было осадить женщину.
– Ты требуешь невозможного, Бендита. По закону ты клиентка Тавра и будь ему послушна.
– Нет, Террорин! – вскричала женщина. – Мой патрон решил отделаться от меня. Он нарушил закон, подвергнув меня смертельной угрозе. Он на ночь глядя послал меня в сопровождении трусливых мужчин. Я больше не могу считать его своим патроном. Мой хозяин теперь этот господин! – Она принялась страстно целовать руки Марка, потом прижала их к своей груди.
Марк смутился.
…Во всей этой истории была какая-то неподвластная разуму театральщина, и, если бы не личико женщины, не плечи, совсем освободившиеся от лямок, если бы не гулкое биение своего сердца, Марк повел бы себя осторожнее, в полном соответствии с предписаниями великих учителей, требовавших прежде всего невозмутимости и мудрой отстраненности от любых страстей, которые то и дело досаждают человеку.
На этот раз разум у него неожиданно замер, сердце забухало громко и сладко, внизу пробежала тень желания, а женщина продолжала цепляться за него.
Марк Аврелий решительно выдернул руки и, обращаясь к однорукому прокуратору, заявил:
– Я забираю Бендиту с собой. Все претензии Тавр может подать в Палатинский дворец. В следующий день судебных заседаний я разберу его дело и вынесу решение. А ты, – обратился он к женщине, – займи место в моем экипаже.
Террорин попытался что-то возразить, однако сидевший на коне начальник эскорта наехал на него и прикрикнул:
– Слышал, что приказал наследник? Так что убирайся подобру-поздорову, пока тебя и твою банду не отправили в карцер.
* * *
Уже в коляске, расположившись против хода движения, женщина, освоившись, одобрила:
– У тебя такая милая коляска. Просторная и без затей.
Неожиданно до женщины словно дошло, кем оказался ее спаситель. Она перепугалась и изумленно, едва слышно выдохнула:
– Ты наследник империума, господин?
Марк кивнул – ответить вслух не позволило вновь оглушительно забухавшее сердце.
– Прости, господин!..
Женщина вскинула руки к груди, сползла с сиденья и попеременно, на коленях ловко приблизилась к цезарю, склонила голову.
Кромка туники обнажила две прелестные груди. Словно молитву, женщина зашептала:
– Благодарю вас, боги! Благодарю тебя, Великая Матерь! Благодарю тебя, всемогущая Астарта, за счастливый миг видеть добродетельного Марка.
Некоторое время Марк, присматриваясь к грудям, помалкивал – как опытный философ, он пытался восстановить душевное равновесие и обрести невозмутимость. Хотелось также добраться до смысла этой нелепой сценки, поэтому приказал:
– Поднимись с пола. Сядь сюда, – он указал на место рядом с собой.
Женщина придвинулась поближе, однако присесть рядом с наследником не посмела – прижалась грудью к его коленям, положила голову на ноги, да так удачно, что Марк невольно и рьяно возбудился.
Женщина вопросительно глянула на него, ее рот чуть приоткрылся. Она даже подалась вперед, однако Марку хватило благоразумия справиться с прихлынувшим желанием. Нельзя же вот так сразу, в присутствии сопровождавших его гвардейцев…
Он высвободил ноги и многозначительно выдохнул:
– М-да!.. – затем не удержался и, наклонившись, погладил женщину по щеке.
Бендита громко всхлипнула и нежно поцеловала его руку. Провела язычком по выпуклостям на тыльной стороне, потом лизнула между пальцев и тихо напомнила:
– Я готова отблагодарить тебя, господин. Я умею быть благодарной.
* * *
Они лежали на широком и мягком ложе с тремя спинками – женщина ближе к стене, мужчина – с краю.
Женщина шептала:
– Ты – мой спаситель! Ты мой бог!.. Я с радостью поделюсь с тобой дарами Венеры. Все, чем боги щедро наградили меня, я готова преподнести тебе. Ты такой храбрый, великодушный, твое сердце переполнено добродетелями.
– Не слишком ли много достоинств у одного смертного? – усмехнулся Марк.
– Для меня нет! Давай попробуем вот так…
Бендита перелезла через Марка и, перевернувшись, крепко прижалась к нему обнаженной грудью, потом вскинула ногу, овладела фаллосом и ловко вонзила его в себя. Устраиваясь поудобнее, чуть поерзала…
…Пока ерзала, Марк еще успел задуматься, что эта женщина слишком бесцеремонно ведет себя. Распоряжается его любимой, полученной в дар от богов принадлежностью, как будто это ее собственность.
Впрочем, ладно… Завтра отправлю ее в столицу. Пусть его префект Катилий Север сам разбирается с ней и этим негодяем Тавром.
Однако эта Бендита та еще штучка! Неожиданно словно прозрел, словно почувствовал струившуюся страсть. Пробудившиеся угрызения совести отверг напрочь. Предугадал – сейчас примется льстить, восхвалять мои мужские достоинства, размеры моего священного фасцинуса.
Он погладил ее по щеке.
Женщина приостановила похотливые телодвижения, скромно потупила очи и взволнованно прошептала:
– Нет, он не потрясает размерами, да это и не нужно, ведь ты пришелся мне по сердцу, Марк. Ты не груб. Ты приятен и нежен. Ты храбр, Марк. Ты вкусно пахнешь. Ты много знаешь… Мне так приятно чувствовать тебя всего… во мне… себя в тебе…
– Не слишком ли много добродетелей в одном человеке?
Бендита словно не слышала вопроса и, страстно прошептав: «Я вознагражу тебя всем, что умею», – и вновь задвигалась.
Марк не стал возражать, помедлил и, когда женщина исполнила обряд погружения своих искусных пальчиков в его обильную шерстку на груди, не удержался и поцеловал ее. Она осыпала его ответными поцелуями. Язычком она вновь довела Марка до сильнейшего лишающего разума исступления, а уж когда, вспорхнув, овладела губами и языком, и вовсе потеряла всякий стыд.
…Вставшая как столб святыня окончательно повергла философию в шок.
* * *
Утром Марк решил не отправлять Бендиту в
