составляет параллель розовому маслу, пропитавшему воздух Ершалаима и сводящему с ума Понтия Пилата.
в лунном, всегда обманчивом свете —
Луна — амбивалентный символ. Изменчивая и неверная, она стала божеством разных цивилизаций и символом превращений и трансформаций. Мотив луны пронизывает всю структуру романа, а наделенность ночного светила особыми функциями свидетельствует о склонности Булгакова к созданию собственной лунной мифологии. В МиМ Луна — таинственный светильник вселенной, вестник или свидетель смерти (Иуды, Берлиоза) и предвосхищение выхода в иные пространства бытия (мастер, Маргарита, Понтий Пилат). Ее многозначная символика связана с целым комплексом мифологических мотивов, прежде всего античных, знакомых писателю еще из гимназических курсов (согласно реформе гимназического образования 1890 г., акцент ставился не на грамматике и переводах с греческого и латыни, а на чтении и толковании античных авторов).
В московском сюжете Луна появляется в самом разном виде десятки раз («лунное одеяние», «ночной свет», «лунное пылание», «лунное наводнение», лунный луч, лунная река и пр.) и в основном аккомпанирует линии мастера, едва ли не «лунного героя». В этом смысле облик мастера имеет коннотации с астральным божеством. Были распространены представления об астральном происхождении Иисуса Христа, олицетворяющем ночное светило, и шире — о лунарном происхождении христианства (Церен 1976, ср. название главы его книги: «Не был ли Иисус из Назарета Луной?»).
В московской части романа Луна связана и с демонологической линией, сопровождая разные инфернальные действия, вплоть до полета в ночь полнолуния.
С Луной соотнесены и представления об истинности — ложности и многомерности бытия. Так, уже после смерти Берлиоза Иван Бездомный, именно «в лунном, всегда обманчивом свете» на мгновение видит истинный облик Воланда, каким он предстанет перед читателем в сцене бала: «тот стоит, держа под мышкою не трость, а шпагу» (5, 49). И в финальных сценах Бездомному, ставшему учеником мастера, именно в полнолуние в вещем сне дано истинное видение вещей. В любимом Булгаковым «Дон Кихоте» с его лунарной подсветкой именно при свете Луны «внезапно налетевшая мудрость» дает возможность Санчо осознать истинную суть Дон Кихота — Рыцаря Печального Образа.
держа под мышкою не трость, а шпагу —
шпага как атрибут романтического повествования появляется в МиМ достаточно часто, постоянно увязываясь с демонологической линией, что и понятно: демоны нередко изображались в виде воинов или рыцарей (см. комментарий к гл. 18-й). Кроме того, это очередная отсылка к Гете, где Мефистофель — обладатель плаща (накидки), петушиного пера на шляпе и шпаги с выгнутым эфесом.
Следуя одному из основных конструктивных принципов организации текста, игре «на опровержение», Булгаков уже в начале романа предвосхищает саму возможность появления незнакомца со шпагой в современной Москве, реализующуюся только во второй части, в сцене бала сатаны. В этом отношении шпага играет роль чеховского ружья, висящего на сцене в первом акте и выстреливающего в третьем. Ивану Бездомному здесь впервые придана провидческая способность, которая позже проявится в его снах. В то же время в качестве игры «на опровержение» читателю представлена и реалистическая мотивировка происходящего — обманчивый свет луны, так что однозначного решения сцены (стоял ли Воланд в самом деле со шпагой или это лишь привиделось поэту) не существует.
штукарь —
здесь: забавник, озорник, фокусник, шутник, фигляр.
кот, громадный, как боров —
явление черта в образе черного кота традиционно для демонологии и сохранилось в обывательских предрассудках по сей день. Черт в облике кота упоминается в булле 1233 г. Папы Римского Григория IX (см.: Сазонова, Робинсон 1997). Этим образом пронизана и мировая литература (А. Погорельский, Э. По, Ш. Бодлер и др.).
Генезис зооморфного антропонима одного из подручных Воланда не вполне ясен. Имя собственное черного кота — Бегемот — в книге М. Орлова, которую читал Булгаков, приводится как имя беса, чудовища со слоновой головой, хоботом и клыками, коротеньким хвостиком и толстыми задними лапами (Орлов 1991: 342, 344). Оно возводится к библейскому монстру Бегемоту, буквально — «животному», «скоту», «зверю» (Соколов 1991, Лесскис 1999) или к Бафомету (Балонов 1997, Харер 2001). Последний — божество Ордена розенкрейцеров (15-й аркан Таро назывался Бафомет). Возникновение черной мессы связывали с ритуалами служения и поклонения Бафомету (Леви 1995: 139). Собрания во главе с сатаной в образе кота приписывали и альбигойцам. Поклонение дьяволу Бафомету инкриминировалось преследуемым тамплиерам.
В игровой стихии романа Бегемот сопоставляется или соседствует с разными животными. Вокруг него образуется своеобразный игровой бестиарий: сравнение кота с боровом исподволь вводит тему бесовского средства передвижения Наташи; в сцене перед балом Бегемот во время шахматной партии не может найти под кроватью коня, но ему попадается лягушка; после бала он рассказывает об убитом и съеденном им тигре, в Торгсине сглатывает «парочку селедок», причем швейцар свистит «как соловьи весной в лесу» (5, 340); наконец, появившись перед Воландом в главе 28-й, Бегемот держит в руке «цельную семгу в шкуре и с хвостом» (5, 351).
тройка двинулась в Патриарший —
число 3 — одно из наиболее значимых и универсальных в числовом ряду, может быть у Булгакова в одинаковой мере отнесено и к мифологии, и к религии, и к фольклору. Восходя к нескольким источникам сразу, отсылая соответственно к разным контекстам мировой культуры, любое число вместе с тем связано и с собственной, авторской системой чисел. В большинстве случаев число 3, в традиции сакральное и «счастливое», сопровождает демонологический сюжет, а его традиционная соотнесенность с символикой христианства — божественной Троицей — присутствует в травестийном виде. Она возникает в первой же сцене романа в виде инфернальной «троицы» на Патриарших прудах (с присущей ей иерархией, главный — «профессор»). В пародийном виде она представлена тремя мужчинами, следящими за квартирой 50 и тремя агентами с револьверами, вбегающими в Торгсин (сюда же можно отнести упоминание трех учреждений, представивших три сводки с описаниями Воланда и т. д.). Травестийный, пародийный характер использования числа, свойствен булгаковской «нумерологии» и вполне соответствует авторской склонности к тотальной игре — иногда веселой и беспечной, иногда «кощунственной» и жестокой, ставшей универсальным структурообразующим принципом романа в целом.
Спиридоновка —
улица в Москве (позже переименована в улицу Алексея Толстого), названа по церкви Спиридона, построенной патриархом Филаретом в 1633–1639 гг. Шла от Большой Никитской, также упоминаемой в романе, до Садовой-Кудринской.
Никитские ворота —
площадь в Москве, названа по имени существовавшего в этом месте Никитского монастыря, уничтоженного в годы советской власти.
вагон А —
трамвай «А», маршрут которого проходил по Садовому кольцу (навстречу ему по тому же кольцу ходил трамвай «Б»). Как московская реалия упоминается в стихах О. Мандельштама: «Мы с тобою поедем на А и на Б, посмотреть, кто скорее умрет…» В народе этот трамвай называли «Аннушка». Публика здесь считалась более интеллигентной: в трамвае «А» ездили «портфели», расплачивались бумажками и
