концепций, они будто бы лишь искажают прошлое, и сосредоточиться на «подробностях», которые и содержат «правду истории».
Достаточно четко прозвучали голоса представителей научной историографии. Так, в частности, было подчеркнуто, что нелепо под влиянием политических страстей отказываться от марксизма-ленинизма как одной из равноправных методологий исторического исследования. Видное место занял доклад П. Волобуева о новых тенденциях в советской историографии 60—70-х гг., подавленных С. Трапезниковым и другими со Старой площади. С этим докладом академика перекликается его мужественное выступление в «Правде» 14 апреля 1993 г. в защиту Советов. Эта власть уходит глубокими корнями в российскую историю и несмотря на все издержки, связанные со сталинизмом, не утратила своих демократических возможностей. В сообщении В. Яхимович была обоснована мысль о том, что проблема труда под влиянием Октябрьской революции стала центральной в развитии стран Востока и Запада[186].
На конференции не было недостатка в призывах переосмыслить написанное историками. Мы не заметили, однако, что были предложены новые концепции и исследовательские проекты. Может быть, исключение составляют сообщения об экологической и этнографической ситуациях в стране. Была обозначена новая для СССР — РФ проблема сопротивления сталинизму. Многим выступлениям было свойственно суесловие, стремление авторов показать себя. Говорили, не зная других и не слушая их. Бесплодным было обсуждение вопроса о кризисе науки. Некоторые вообще отрицали наличие кризиса. И это при явном провале старой методологии, узкой Источниковой базе, низкой профессиональной подготовке большинства историков, их неспособности понять свои социальные задачи, запущенности исторического образования и исторического сознания народа, нравственном падении многих ученых, политическом и экономическом давлении на историографию.
Организаторам науки, по-видимому, необходимо позаботиться о том, чтобы на конференциях были действительно научные доклады и их интересное обсуждение. Заметим, что после пленарного заседания большинство участников покинули конференцию и не возвращались до конца ее. Как верно заметили некоторые ученые (П. Дьюкс), такие конференции хороши для установления или возобновления научных контактов, но не для решения научных проблем. По старой вредной привычке, возникшей еще во времена М. Нечкиной, на конференции не были представлены институты всеобщей, военной истории, славяноведения и др. В целом этот «форум» навевает грустные размышления. Способны ли отделение истории, его институты, большинство их сотрудников вывести науку из того тяжелейшего положения, в котором она оказалась?
Псевдомарксистское (сталинистское) направление восстановило свои господствующие позиции при решающей поддержке режима. Об этом свидетельствуют различные публикации, музейные выставки, правительственные материалы. Старые представления приняты в основном и многими оппозиционными силами, в первую очередь КПРФ. Основные центры этой литературы за десять лет не изменились. Тон в старой литературе задают генералы. Их труды преобладают и численно. Ведомственный, даже кастовый подход к прошлому, стремление соблюсти «честь мундира» во многом определяют их позицию: крайне осторожные замечания, часто прямое или косвенное восхваление сталинизма; фактический отказ анализировать руководство армией и флотом, соотношение потерь сторон на совете ко-германском фронте; повторение давно известного. На бесплодных «научных» и «научно-практических» конференциях в который раз берутся они изучать, например, роль СССР, сопоставлять Сталинград и Эль-Аламейн, нападать на «беспринципных политиканов», стремящихся «развенчать подвиг народа и армии». В этот разряд часто зачисляют и тех, кто с научных позиций критикует сталинизм. Часть консерваторов отдает дань времени, например, намекает на безжалостное отношение Сталина и его ставленников к людям на войне. Свой псевдомарксизм они спешно меняют на «государственный патриотизм» и православие. Все эти пороки ярко проявились в книгах и поступках Н. Скоморохова и А. Коваленко, бывших чиновников Российского комитета ветеранов войны.
Среди публикаций 1995 г. — работы генералов В. Варенникова, Д. Волкогонова, М. Гареева, Ю. Горькова, Г. Кривошеева, М. Колесникова, В. Куликова; трехтомник «Живая память» (статьи участников войны, журналистов, историков); серия брошюр «Полвека назад». Выступления генералов на одной из конференций опубликованы в книге «Мифы и факты». На этой конференции утверждали, что во время войн культ «вождя» был необходим, осуждали «зловещий и одновременно карикатурный образ Сталина-палача, растерявшегося и испугавшегося в первые дни войны». Ряд участников высоко оценил сталинскую «систему», «блестяще приспособленную для решения одной задачи — мобилизации экономики на нужды военного производства», забыв при этом принудительный труд, образцово организованный голод десятков миллионов людей и другие необходимые опоры этой «блестящей» системы. К названным публикациям примыкают книги: «Пограничные войска СССР в годы второй мировой войны», «Военная история Отечества» (1995), определенная часть учебной литературы, например, «Отечественная история» (1996).
В последние годы на место, «главного официального военного историка» выдвинулся М. Гареев, президент академии военных наук, известной публикациями этого автора (не театр ли это одного актера?). В 1995–1996 гг. он издал книги «Неоднозначные страницы войны», «Если завтра война», «Моя последняя война», «Маршал Жуков. Величие и уникальность полководческого искусства», многочисленные статьи. В отличие от большинства пишущих генералов Гареев способствовал исследованию войны, в частности, неудачных операций РККА. Фактически он принял нашу оценку нынешней отечественной военно-теоретической и военно-исторической литературы. Автор сожалеет, что до сих пор не может «отгадать самую большую загадку» — как «был растерян выстраданный во время войны боевой опыт». Он подчеркнул, что «положение военно-исторической службы крайне принижено», а «военно-историческая наука далеко отдалилась от подлинной правды». Вывод об отрыве военной науки от правды подтверждают и статьи из главного теоретического журнала Министерства обороны. Так, М. Колесников, вместо обещанного анализа развития советской военной стратегии 1941–1945 гг., на деле привел давно известные по этому поводу общие положения, мимоходом упомянув «ошибки» руководства. Призвав учитывать «все без исключения обстоятельства, влияющие на ход и исход войны», автор на основе одного лишь факта победы повторяет давно провозглашенный, но никем не доказанный тезис о «полном и несомненном превосходстве» советской военной стратегии над германской. Гареев поддержал мысли о «завалах сталинизма», «недооценке» методологической работы, «некомпетентном вмешательстве» и настаивал на необходимости «до конца и беспощадно развенчать сталинизм». В некоторых публикациях автор не разделяет тезисов о вине одного Сталина и сплошных удачах Красной Армии после Сталинграда. В провале наступательных операций Западного фронта в октябре 1943 — феврале 1944 г. он обвинил Ставку Верховного Главнокомандования, а также командование фронтом и армиями. Автор приводит красноречивое осуждение У. Черчиллем «красивых и дурацких фронтальных атак, кровью и телами заваливающих пулеметы».
Однако Гареев часто останавливается на пол пути, смягчает оценку отрицательных явлений и тенденций, впадает в противоречия. Можно ли сводить к «ошибкам» провал расчетов на быстрый разгром Финляндии в 1939–1940 гг., катастрофу 1941 г.? Странно звучит суждение: «к концу третьей недели» (после 22 июня) удалось «в основном стабилизировать фронт». Абсурдное и вредное требование Сталина 10 января 1942 г. «полностью разгромить» противника в этом году автор бесстрастно оценивает как «не совсем реальное». Такая манера изложения часто перерастает в
