– Разумеется.
– Ребенком, в Англии, я была жуткой озорницей. Мать называла меня наказанием Божиим. И даже в девушках никак не могла заставить себя делать, что велено.
Абита покачала головой.
– С трудом верится.
– Однако это чистая правда, – с улыбкой заверила ее Сара. – Мать так на меня сердилась, что порой отсылала к бабушке на несколько дней кряду. Вот о ней я и хочу рассказать. Видишь ли, бабушка тоже не чуралась знахарства да ведовства. Душой она была чиста, богобоязненна, но это никогда не мешало ей по мере сил помогать недужным, составлять для них снадобья. Бабушка, как и ты, считала все это делом исцеляющей длани Господа. А говорю я об этом не для того, чтоб поощрять тебя, но надеясь, что ты поймешь: это не я, это саттонцы против твоих занятий. Слишком уж многие здесь нетверды в вере и опасаются, как бы малейший соблазн не сбил их с пути, не отворил двери Дьяволу… и, вполне может быть, опасаются не напрасно – по крайней мере, на собственный счет. Так вот, Абита, к чему я веду… прости, что я так строга к твоим амулетам. Просто… э-э… – Глаза Сары заблестели от навернувшихся слез. – Просто именно этого от меня ждут все вокруг. Господь вверил нашу деревню в мои руки, и я очень хочу управлять ею, как подобает… вот только порой так трудно понять, что правильно, а что нет. На чем настоять, а в чем уступить.
Впервые в жизни заглянув под твердокаменную, неумолимую маску Сары Картер, Абита увидела под ней женщину, жену, обеспокоенную мать, и в первый раз со дня гибели Эдварда почувствовала себя не такой уж одинокой. Быть может, сегодня она обрела подругу?
С трудом сдерживая слезы, Абита крепко стиснула руку Сары.
– Я говорю не так складно, но прямо, без задних мыслей, скажу: вы – спинной хребет всей деревни. На вас, на вашем руководстве, вся жизнь в Саттоне держится.
Говоря это, Абита ничуть не кривила душой. Действительно, на супруге преподобного Картера и держалась жизнь всей деревни: ведь Сара Картер, будто хорошая мать, была строга, но справедлива, жила, как учила других, подавая пример всем прочим. Сама Абита пройтись по такому канату не рискнула бы ни за что.
Марта негромко застонала.
Сара, поднявшись, склонилась над ней.
– Абита, я просто тешу себя пустыми надеждами, или она в самом деле выглядит малость получше?
И вправду, выглядела Марта куда как лучше прежнего: краснота со щек спала, пот на лбу высох.
Сара коснулась щеки Марты тыльной стороной ладони.
– Ну и ну… жар… жар унялся!
– Благодарение Господу, – сказала Абита, вспомнив о необходимости вставлять имя Божие в ритуал при всяком удобном случае. – Услышал Он наши молитвы.
Ресницы девочки затрепетали, веки приподнялись.
– Ох, Марта, дорогая моя, – заговорила Сара, сжав руку дочери, – как ты себя чувствуешь?
– Пить хочется.
Сара, взяв с комода кружку воды, подала ее девочке. Пила Марта от души. Мало-помалу взгляд ее прояснился, глаза заблестели.
– А зачем здесь Абита?
– Абита пришла помочь тебе поправиться, сладкая, – пояснила Сара, шагнув к двери. – Томас! Томас, загляни к нам!
– А я о тебе, Аби, странный сон видела, – сказала Марта. – Ты там была, как ангел… только с рогами.
Негромко ахнув, Абита покосилась на матушку Картер, но та ничего не услышала.
Тем временем в спальню быстрым шагом вошел проповедник.
– Томас, жар унялся.
– Благодарение Господу, – выдохнул преподобный Картер.
– Да-да, – поспешила добавить Абита. – Похоже, Господь милосердный услышал наши молитвы.
Марта потрогала сыпь на плече.
– Мама, а эти шишечки… они больше не болят.
Действительно, сыпь на глазах становилась не такой красной, как прежде. Опасаясь, не кажется ли исцеление чересчур чудесным, Абита взглянула на его преподобие, но никаких следов тревоги в выражении лица преподобного не обнаружила – одно только безмерное облегчение.
Преподобный Картер преклонил колено.
– Благодарю Тебя, Господи, – сказал он. – Благодарю Тебя, ниспославшего нашей семье сие благословение.
Тут Абите сделалось ясно, что ей пора уходить – чем скорее, тем лучше. Марта нет-нет да бросала на нее странные взгляды, и под этими взглядами Абита чувствовала себя, как на иголках: а ну, как дочь Картеров вновь заведет разговор о рогах и копытах?
Попросив Сару проводить ее, Абита вышла из спальни.
– Пора мне в путь, матушка Картер, иначе до темноты домой не поспею. Я обязательно…
– Вздор. Останься у нас до утра, а там и проводим тебя восвояси, с сытным завтраком в животе!
– Спасибо. Спасибо большое, но у меня на сегодня еще целая куча дел.
– Тогда ступай осторожнее. Или ты не слыхала, что Льюис Уорд с сыном нашлись в лесу, задранные волками?
– Со мной все будет хорошо. Вот, поглядите, я вам покажу!
Выйдя на крыльцо, Абита подобрала свой мушкет и улыбнулась.
Сара с сомнением покачала головой.
– Ну, так, по крайней мере, давай я попрошу Томаса запрячь повозку. Пусть Томас домой тебя отвезет.
– Наверное, лучше, чтоб нас с ним вместе не видели. Поговаривают, будто я причинила ему множество огорчений.
– Но мы-то знаем, в ком тут загвоздка, – со вздохом напомнила Сара.
– А из Хартфорда что нового слышно?
Сара, притворив за собою дверь, взглянула на Абиту с тревогой.
– Еще одно письмо, – вполголоса отвечала она, – и все о том же самом. Мировой судья Уотсон этого дела в покое не оставит. Как тебе, может статься, известно, судья с его преподобием давно друг друга не любят, и…
Охваченная колебаниями Сара ненадолго умолкла.
– Боюсь… боюсь, положение угрожающее, – собравшись с мыслями, продолжала она. – Судья недвусмысленно, без экивоков, дал понять: если ваши с Уоллесом разногласия не будут улажены удовлетворительным образом, он явится улаживать их сам.
– А он разве вправе?
Сара кивнула.
– Дело, конечно, неслыханное, но судья не из тех, кого остановит отсутствие прецедента. Человек этот, не задумываясь, гнет закон, куда ему заблагорассудится… Мне ведь самой в Хартфорде пожить довелось, уж я-то могу засвидетельствовать: этот тип свел в могилу не одну несчастную душу, посмевшую встать у него на пути.
В голосе матушки Картер послышался искренний страх.
Сердце Абиты застучало быстрее.
– Простите… простите… столько бед, и все из-за меня…
– Эта беда назревала давно. Судья просто ищет повод ошельмовать Томаса перед всеми, – со вздохом сказала Сара. – Ладно. Пожалуй, я лишнего наговорила. У тебя своих забот полон рот. Просто порой все это становится невыносимым, а рядом – ни единой души, кому можно довериться. Томас говорит, что мы должны верить в свою правоту, что Господь не оставит нас, выведет, а раз так, давай на этом и остановимся.
