Оказавшись прямо над ним, я зацепил веревку за ледобур, в котором был уверен, и спустился к Сунджо дюльфером. Я успел зацепить его карабин за веревку ровно в тот миг, когда он отпустил ледоруб.
— Порядок! — крикнул я вниз Запе, затем спросил Сунджо: — Ты как?
— Порядок! — еле выдохнул он и зарыдал. И я тоже. Видимо, я его все-таки простил.
ЕЩЕ ЧАС УШЕЛ на то, чтобы долезть до верха. Запа поднялся минут через десять после нас. Вид у него был одновременно обеспокоенный и радостный:
— Ничего не сломал?
Сунджо отрицательно покачал головой.
— Что случилось?
— Ледоруб сломался прямо у меня в руке. Запа кивнул, затем обратился ко мне:
— Спасибо.
— Лучше скажи спасибо Йоги и Яшу, что закрепили веревку как следует, — сказал я.
Забравшись наверх, я первым делом проверил веревку. Она была привязана к карабину, который был продет в ледобур — не какой-то, а десятисантиметровый, вкрученный в лед по самую головку. На таком креплении мы с Сунджо могли тарзанить в полной экипировке целый день.
— Но ты же этого не знал,— сказал Запа.
— Ну... э-э-э-э... — сказал я, смутившись, — Йоги и Яш — профессионалы, знают, что и как делать.
— Это как когда, — сказал Запа. — Тем ледорубом, который сломался в руке Сунджо, они вчера играли в ножички у ледовой стены.
Ой-ой-ой! Я сразу понял, что вечером Запа устроит братьям хорошенький нагоняй, и не ошибся. Едва войдя в лагерь, Запа отвел Йоги и Яша в сторону и беседовал с ними минут десять. Он говорил тихо и ни разу не повысил голос, но когда шерпы вернулись к палаткам, вид у них был такой, словно Запа спустил с них штаны и высек кнутом.
— ЦЕЛЫХ ДВА ГРУЗОВИКА китайских солдат, представляешь...
Это Джош беседовал с другим лидером группы, которая только что зашла в ПБЛ.
— ...И среди них — шестеро военных альпинистов. У нас тут чистой воды казарма теперь.
— Хорошо, что мы уже наверху, — ответил лидер.
— Ты рано радуешься. Ходят слухи, что они завтра собираются бегом вверх по горе — проверять у всех документы. Если у вас нет с собой паспортов, виз и пермита, вас снимут с горы.
— У нас все с собой. Какая вожжа попала ему под хвост?
— Видишь, когда грузовик, на котором вчера уехали Запа и мой сын, доехал до второго блокпоста, там не было ни Запы, ни Пика. По словам водителя, они сели на другой грузовик и поехали другой дорогой.
— Надеюсь, с Пиком все в порядке.
— С ним все хорошо. Я Запе доверяю, он за мальчиком приглядит. Думаю, они давно в Непале. Да. Вот такие у нас тут внизу новости.
— Спасибо, что сообщил нам, — был ответ. — А что за альпинисты эти китайцы? Как выглядят?
— В отличной физической форме и экипированы на пять баллов. Их сняли с другого высокогорного восхождения, не знаю, где это было. Если они у нас тут вдруг решат воспользоваться шансом и попробовать долезть до вершины, я не удивлюсь. Сам бы поступил так же.
— Понял тебя, Джош. Кажется, у нас тут будет толпа народу.
Запа и братья-шерпы развернули карту и заговорили по-непальски.
— Что происходит? — спросил я.
— Запа говорит, теперь мы не можем заходить ни в какие стационарные лагеря ниже Пятого, — объяснил Сунджо. — Они ищут места для стоянок.
Я посмотрел на карту. Мы находились примерно на высоте Второго лагеря, только в десяти-двенадцати километрах к северу. Еще минимум один день уйдет у нас, чтобы выйти на высоту ПБЛ.
Если так пойдет и дальше, то не минет и недели, как мы окажемся на вершине.
Лагерь номер три с половиной
ЗАПА ГНАЛ НАС нещадно следующие два дня. Из лагеря мы выходили до рассвета, лезли вверх в налобниках. Йоги и Яш каждый раз выходили задолго до нас, и мы не видели их до вечера.
Я не имел ни малейшего представления, где мы находимся, но согласно альтиметру мы постоянно набирали высоту. (Впрочем, это было ясно и без альтиметра — каждый вдох давался с диким трудом.) Вечером каждого дня у нас с Сунджо едва оставалось сил немного поесть и попить и лечь спать.
Проснувшись на третье утро, я не узнал палатку — сквозь синюю ткань лился солнечный свет. Я глянул на Сунджо и увидел, что он тоже смотрит на свет, не понимая, что к чему.
Мы почти не разговаривали последние дни — ни времени, ни легких.
— Ты как? — спросил я.
— Фиговато, — сказал Сунджо.
— Ты отлично со всем справился. Он отрицательно покачал головой:
— Я едва не сдох. Это все было очень тяжело.
Слово «тяжело» близко не описывало то, через что мы прошли за двое минувших суток. Целая серия чрезвычайно технически сложных подъемов. Я еще никогда не лазал по таким сложным стенам.
— Ты знаешь, где мы? Сунджо застонал:
— По ощущениям? Уже на вершине.
Я рассмеялся и тут же надолго закашлялся. Придя в себя, сказал:
— Может, Запа даст нам сегодня выходной?
— Держи карман шире.
Кое-как мы оделись, не вылезая из палатки, затем высунулись наружу. Идет слабый снег, туман, холодно. Облака закрывали небо уже дня три. У примуса сидят Йоги и Яш.
Йоги что-то сказал. Сунджо побелел от ужаса.
— Что такое? — спросил я.
— Запа заболел.
Я понял, отчего он так побледнел. Запа не из тех, кто болеет, — он выкован из нержавеющей стали. Прошлой ночью выглядел как огурчик.
Мы ринулись к его палатке. Выглядит неважно: глаза налиты кровью, весь в соплях, бледен как смерть. Все же он сел, увидев нас.
— Выходим в Четвертый лагерь после полудня, — сказал он.
Чушь собачья. В этом состоянии он и шагу не сделает, даже если захочет.
— Та же дрянь, что в базовом лагере? — спросил я.
— Наверное, — ответил он, криво улыбнувшись. — А может, я просто старею.
— Какая разница, — сказал Сунджо, — нам надо спускаться. Нам надо доставить тебя к врачу.
— Мы не можем идти вниз, — сказал Запа. — Там нас ждут китайцы. Наше единственное спасение — идти
