Наконец, вошли в относительную прохладу дома – каменного, большого, с надстроенным десять лет назад деревянным вторым этажом. Делала проект я, перепланировкой и стройкой тоже руководила я и сейчас с удовольствием осматривалась вокруг, а потом обнималась и расцеловывалась с родственниками. Кого-то из женщин я уже видела в саду, пробегающих с тарелками в руках, кивала, махала им руками и невольно принюхивалась – в желудке ощущалась пустота, сказывались двое голодных суток. А настроение зашкаливало от немыслимой эйфории, я и шла-то – не шла, а танцевала, летела над землей.
То, что нужно будет объясняться с родителями, выдать свою военную тайну Коле, потом возвращаться непонятно куда, а перед этим – опять в Длинное, которое больше не казалось мне таким уж привлекательным – до следующего цветения липы… Это сейчас было не важно – я переживала самое, наверно, счастливое время в своей жизни, хотя УЗИ Валя не советовала и точно сказать пока ничего не могла – матка в тонусе, так перед месячными так и должно быть. Ждать задержку? Да вообще не вопрос – я-то знала, что там уже не пусто, потому что сама себя не узнавала с этими переменами настроения и слезливостью.
- Переоденься, Аленка, - гладила меня по спине мама, - в жару пропадешь в шелках своих.
- Они натуральные, мам, - обнимала я ее в ответ, - переоденусь, само собой, только после душа.
- Я недавно набрал воды, еще не прогрелась, - прогудел батя, - к вечеру будет, как парное молоко, а то – на речку сходите.
Я радостно встрепенулась, но потом вспомнила о нынешней экологии, благополучие которой сейчас везде под большим вопросом – особенно в низовьях рек. А еще о не совсем определенном, но скорее всего - нежном своем состоянии, и засветилась ему в ответ:
- Спасибо, батя, тогда в душевую схожу перед сном, - и повисла у него на шее, еле дотягиваясь, чтобы обнять. Коля был таким же высоким, как он, и мы с мамой казались совсем маленькими рядом с ними.
Он слегка приподнял меня на весу, отметил: - Худая, что ли?
- Откормите, она на целую неделю к вам, - подсказал брат, - а бабаня спит?
- Спит, к столу потом выйдет, с ней в комнате Боровичок – рисует.
Боровичком звали старшую дочку Коли – мою племянницу. Она не была толстой, скорее – плотной, сбитой. Был еще племяш Саша четырех лет. Коля спросил маму:
- Ты что – Аську сюда позвала?
Мне не понравилось, как он это сказал, я не поняла этот его тон, как и мамин виноватый ответ: - А как, Коль? Племянники же Аленкины, давно не виделись. И ты мою сторону знаешь…
- Да уж знаю, маманя, - скрипнул он зубами, а я сделала для себя зарубку на ум – узнать потом, в чем тут у них дело, и почему на этом празднике жизни Коля не хочет видеть свою жену?
Скоро мы сидели в тени под грушей, и мне совсем уже не хотелось уходить куда-то и скрываться от родни, как собиралась вначале. Валя сказала, что к вечеру температура может подниматься, но в этом нет ничего страшного. А сейчас, выслушав пожелания здоровья и похвалы моему цветущему виду от родственников, я с удовольствием пробовала все угощения, приготовленные мамой. Отказавшись от рюмки прошлогодней вишневой наливки и объясняя это жарой, наелась до отвала и стала прислушиваться к разговорам за столом. Все почти то же, что и всегда – преимущества роторной системы обмолота, недостатки молотильного барабана и классического соломотряса, цены на семенную суперэлиту в этом году…
- Коль, а они о чем-нибудь другом говорят когда? - шепнула я брату.
- А то, - усмехнулся он, - отбраковка, типичные колосья, стабильность многолинейных сортов, потомство, каждый колосок знать в лицо… они живут этим, радуйся, что уже смирились. Так что пускай себе. Дела идут неплохо, кажется...
- Кажется?
- Я редко бываю у них, Алена. Чаще, чем ты, но все равно редко, а заводить разговоры на эту тему...
- Длинный у нас будет разговор. Я говорила, что у меня к тебе дело? Когда ты сможешь?
- Сегодня и смогу. Пойдем вечером на Дон, посидим…- смотрел он на Настю, которая подходила к нам. Колина жена была тоненькой, как девочка и рыжей. По-хорошему рыжей – по красивому, и моложе его на шесть лет. Как и я, она была в просторном сарафане и балетках. Она шла к нам, и Колька смотрел, как она плывет, а потом отвернулся. Настя поздоровалась со мной, неловко ткнувшись в щеку, спросила у мужа, глядя куда-то в сторону:
- Коля, ты будешь сегодня дома?
- Не знаю. Если и буду, то поздно, - нехотя отозвался тот, - сестра приехала.
- Хорошо, тогда я пойду – посижу вместо Боровичка с бабаней.
- Ага, иди, - разрешил брат.
Настя поплыла в дом, а он опять смотрел… потом, почувствовав мой взгляд, криво улыбнулся и опрокинул в себя рюмку. Я попросила:
- Не напивайся, ты нужен мне трезвым.
- Вторая, Ален. Я больше двух не пью… и еще я закусываю, - набросился он на еду, чтобы я не вздумала, очевидно, распрашивать дальше. Все это не нравилось мне категорически.
Народ постепенно оживился, несмотря на жару - иммунитет на нее сказывался. Вино веселило, и на том краю стола вскоре запели… А я увидела бабаню, которую подводила к столу Колина жена и поспешила навстречу. Усадила ее рядом с собой, разговорилась с ней, стала кормить и отвлеклась от основного действа.
Совсем пропустила, как спели «Скакал казак…», потом еще что-то, а мы говорили с бабушкой о моей работе, о дороге, погоде у нас, о новых вагонах с туалетом в каждом купе и кондиционером… И вдруг я насторожилась от словосочетания, прозвучавшего в следующей песне – мазнуло что-то по сознанию… что оно там затронуло – без понятия, потому что никаких ассоциаций начало песни вызвать не могло. А может, дело было в общем ее смысле – я же хорошо знала ее и помнила. А только я смолкла на полуслове - горло пережало, затрудняя дыхание.
- Не для меня… - глубоким басом завел батя, - цвету…еут са-ады…
- Не для меня Дон разолье-отся, - грянули хором родственники, - там се-ердце девичье забье-ется… с восторгом чувств – не для меня…
Коля тронул меня за плечо, я обернулась, как во сне… брат провел ладонью по моей щеке, вытирая с нее слезы, спросил в ухо: - Соскучилась?
Я отрицательно мотнула головой, прислушиваясь к песне – вся была там – в ней:
- Там дева с черными бровя-ами… - она растет не для меня-а….
Пережатое горло потихоньку отпускало. Я глубоко вдохнула, набирая полную грудь воздуха, улыбнулась брату – кривовато, наверное, получилось, и в свою очередь затянула, присоединяясь:
- А для меня-а…! Кусо…еок свинца-а! Он, - задохнулась внутренним рыданием, - в тело белое вопье-ется-а…!
И смолкла… больше не могла – сцепила челюсти, потряхивало, будто в истерике, а может, это она и была. Потому что - «признайся – для меня выросла такая, меня ждала?»… Боже-Боже… - заливалась я слезами. Бабаня погладила меня по спине, потянулась через меня, толкнула Колю:
