Пришлось поведать и о том, как Алехан сыграл роль трупа в диковатом, на взгляд стороннего наблюдателя, ритуале. Граф только кивал.
— Друг мой, — наконец, произнес он. — Вы попали в очень неприятную историю. Думаю, этот ваш доктор Крузе далеко не так прост, как хочет казаться.
«Я тоже теперь так думаю», — вздохнул Алексей.
— Вы пали жертвой собственной доброты, — продолжал граф. — А между тем вам подставили. И крупно. Знаете ли вы, что теперь ваша жизнь связана через смерть с жизнью великого князя?
— Как это? — Не понял Алехан.
— За то, что неофит «рождается заново», братство платит тем самым трупом, роль которого вы сыграли.
— Кому платит?
— Не важно, — перебил ученика граф. — Важно то, что вы должны быть мертвы, а остались живы. Значит умрет он. Двоим нет места. Иначе смерть будет ходить за обоими по пятам. Думаю, этого они и добивались.
— Кто?
— Те, кто вас посвятил.
— Меня?
— Боже, святая простота! — Салтыков приоткрыл дверь и крикнул по-итальянски: — Пьетро, кофе. Крепкого. Две чашки. — затем снова повернулся к Алексею. — Поняли, что я сказал? Как вы думаете, откуда у вас знания итальянского?
Орлов только хлопал глазами.
— Оттуда же, что и немецкого, — вздохнул граф. — Вы уже перешагнули рубеж. Часть нитей обрублена и снова прочно привязать вас к жизни сможет только смерть царевича.
Алехан молчал. Так вот почему он так странно себя чувствует. Мысли, звуки, неожиданные знания приходят к нему ниоткуда, словно его душа вывернулась на изнанку и соприкасается со всем миром, став огромной трубой, воронкой, ловящей каждую мелочь.
Граф смотрел на молодого гвардейца с полным пониманием.
— Что бы выжить, вам придется многому научиться, — сказал он. — Но нет худа без добра, Алексей. Если б с вами этого не случилось, вы не попали бы в поле моего зрения.
Поручик кивнул.
— Возможно, вам покажется, что я делаю неправильный выбор, — с усилием произнес он. — Но у меня есть основания полагать, что великий князь не тот человек, ради которого стоит жертвовать жизнью.
Салтыков рассмеялся.
— Иного ответа и не могло быть. Ваша судьба написана у вас на лбу. И хватит об этом.
Пьетро Ротари, смуглый маленький итальянец, обожавший гостей и боготворивший графа, внес на серебряном подносе две чашки крепкого турецкого кофе.
— Пейте, Алексей, — мягко приказа граф. — Вам в жизни придется выпить море турецких напитков и съесть уйму итальянской еды.
Салтыков выглядел по-прежнему невозмутимо. У Алехана тоже отлегло от сердца.
— А почему эти люди хотят устранить вас? — Спросил он, отхлебывая горький бархатистый напиток, вкус которого не мог пока оценить по достоинству.
— Потому что, дитя мое, — чуть высокомерно заявил граф, для которого удовольствие от турецкого кофе было сравнимо лишь с удовольствием от турецкой бани, — есть разные общества посвященных. И они, как и в мирской политике, борются за власть, влияние, право на единственную в мире истину… — Салтыков поставил чашку на полированный край бюро. — Сейчас я покажу вам вещь, за обладание которой любой из ваших господ горе-колдунов, не задумываясь свернул бы мне шею.
Алексей поднял брови.
— Но раз уж вы дали слово больше не покушаться на чужую собственность, — усмехнулся граф, — то я вам верю.
Он отворил ключом секретер, извлек оттуда черный деревянный ларчик, порылся на его дне и вытащил бархатный мешочек.
— Смотрите, — на ладони графа сверкнул золотистыми гранями крупный бриллиант.
Орлов, как зачарованный уставился в его глубину.
— Смотрите, смотрите, — повторил Салтыков. — Сейчас вы можете увидеть больше, чем остальные.
Алексей закрылся ладонью. Смутные образы, подаренные камнем, не были приятны. Поручик действительно увидел нечто такое из своего будущего, о чем предпочел бы не знать.
— Что это? — С трудом выговорил Орлов. — Откуда этот камень?
— Есть легенда, — вздохнул граф, пряча бриллиант обратно в мешочек, — Что, когда Сатану свергали вниз с небес, Архангел Михаил сбил с его головы ангельский венец. Тот упал и рассыпался на множество драгоценных камней. Они обладают огромной силой. Часть из них затерялась. Другие служат могуществу и власти новых хозяев. Голубой бриллиант принадлежит французской короне. Черный Кохинур вделан в британскую. Этот я привез для одной важной особы в России. Говорят, что, когда камни вновь соберутся вместе, их возложит на свою голову Царь Мира. И это будет при последних днях.
Алексей инстинктивно перекрестился.
— Care padre, но ведь он со лба Сатаны, — прошептал юноша.
— Но ведь это был ангельский венец, — возразил граф.
* * *
Их встречи стали частыми. Четверги у Голицыных сменялись пятницами у Чернышевых. Алексей держался скромно и старался не обращать на себя внимания, но толпа восторженных почитателей таинственного графа хорошо знала, что именно этот немногословный гвардеец остается у их обожаемого учителя после того, как все разойдутся, и именно с ним граф ведет наиболее долгие беседы.
Сам Алексей изменился до неузнаваемости, и, хотя не бросил игры, совершенно отказался от шулерских выходок. Как ни странно, фортуна благоволила ему, и хорошая карта шла в руки, так что ругани с братьями из-за проигрышей тоже не возникало.
Он перечитал все потемкинские книги, которых раньше казалось так много, а сейчас не хватало, и насел на Грица с вопросами, где тот достает еще?
Впрочем, и книги теперь Алексей чаще брал у графа. Сначала занятные рыцарские романы. Особенно его потряс один. Очень страшный. Жил рыцарь, влюбленный в даму по имени Изис. Дама скончалась, когда он был в дальнем походе. Кавалер вернулся, пошел в слезах на ее могилу. Открыл склеп, а она там лежит, как живая, только не дышит. И тут его обуяла такая страсть, что он, не постыдившись христианского закона, овладел покойной, а когда пришел в себя и ужаснулся, услышал голос: возвращайся, мол, через девять месяцев. За девять месяцев он весь измучился, ходил по святым местам, каялся — ничего не помогло. Пришел снова в склеп, там покоится предмет его страсти, совсем разложившийся, а между ног у нее лежит живая человеческая голова. Эта-то голова и потребовала, чтоб рыцарь взял ее с собой. С тех пор она давала ему полезные советы, например, где зарыто золото. Наконец, надоумила создать рыцарский орден и идти воевать в Святую Землю, чтоб получить отпущение грехов. Так он и сделал. Сам погиб где-то под стенами Иерусалима, а голове потом поклонялся весь его орден и нажил великую славу.
История была хоть куда. Особенно хороша на ночь. Сам Алексей только рассказал братьям и заснул. А впечатлительный Григорий до утра зубами стучал. Напишут же!
