Ознакомительная версия. Доступно 17 страниц из 81
Первой по нашим позициям открывает огонь немецкая артиллерия. Но она сильно ослаблена двумя предыдущими днями боев. Наши гаубицы тут же начинают отвечать немцам со всем знанием дела, а в воздухе появляется наша авиация – пикировщики и штурмовики. Бьющие беглым огнем гаубицы для них легкая, хорошо заметная добыча. Вот над лесом у деревни Гребенниковка начинается обычная в таких случаях воздушная «собачья драка». Все ли наши самолеты ушли на свой аэродром или кто-то из них был сбит – отсюда не видно. Потом начинают бить наши гаубицы, после чего вражеский огонь довольно быстро стихает. Прицепная артиллерия не так мобильна, как самоходная, и поэтому попавшим под накрытие немцам нужно немало времени, чтобы убраться в безопасное место. Да и есть ли для них это безопасное место?
Поняв, что с артподготовкой у него не получается, и что наши бойцы в окопах отделались легким испугом и, скорее всего, вести огонь немецким артиллеристам не дадут, генерал Неринг, как любой порядочный немецкий военачальник, двинул вперед свои танки и бронетранспортеры, за которыми густой волной шагала немецкая пехота.
Четыреста пятьдесят танков и почти столько же средних полугусеничных бронетранспортеров, перевозящих ее – это почти четыре тысячи мотопехотинцев (один батальон каждой дивизии на бронетранспортерах), в боевом порядке выстроенном четырьмя атакующими колоннами (по числу участвующих в прорыве дивизий) – это внушительное зрелище. Будь здесь обычные стрелковые дивизии РККА с их жалкими двенадцатью сорокапятками на дивизию… (если по БУПу 1938 года дивизия занимает полосу обороны в двенадцать километров, то это по одной слабенькой противотанковой пушке на километр фронта), то немцы точно прорвали бы русскую оборону. Но тут был мехкорпус ОСНАЗ (сформированный по штатам армии позднего СССР), у которого огневой мощи, в том числе и противотанковой, было как у дурака махорки.
Первыми по немецким танкистам открыла огонь срочно переключившаяся с контрбатарейной борьбы и вышедшая на прямую наводку тяжелая противотанковая бригада, вооруженная самоходными пушками на базе БС-3. А на бронетранспортеры с пехотой обрушился шквальный огневой удар сводных самоходных гаубичных и минометных бригад. На дистанции три километра вероятность попадания в танк из бронетранспортера даже из БС-3 была не очень велика. Но все же огонь был прицельный, и если снаряд в машину все-таки попадал, то она годилась после этого только в переплавку, а экипаж, соответственно, для морга. Один за другим в небо поднимались черные траурные столбы дыма, отмечающие еще один горящий танк или бронетранспортер.
Когда от наших окопов до передовых немецких машин осталось два километра, огонь открыли легкие самоходки на базе ЗиС-2, чей ствол с верхней частью башни лишь на мгновение появлялись над бруствером окопа. Потом следовал выстрел, и самоходка снова пряталась в укрытие. Для того чтобы открыть прицельный огонь по нашей противотанковой артиллерии, немецким танкистам требовалось подойти на дистанцию примерно в восемьсот метров. Но сорок восемь противотанковых стволов в сто миллиметров и сто восемь стволов в пятьдесят семь миллиметров делали эту задачу невыполнимой. А тут еще северный ветер, сносящий дым горящей техники на немцев…
Такую противотанковую оборону лучше даже и не пытаться брать в лоб. Атаки, одна за другой, безнадежно захлебывались под огнем наших противотанкистов, причем ни один немецкий танк даже не смог дойти до рубежа тысяча двести метров… Они отходили, потом снова начинала бить немецкая артиллерия, а наши гаубицы начинали контрбатарейную борьбу. Потом на исходных снова появлялись немецкие танки, и все начиналось сначала. Если в первой атаке немецкая пехота сопровождала свои танки на бронетранспортерах, то потом она просто шла вперед пешком, спотыкаясь о мертвые тела, которых с каждым разом становилось все больше и больше, как и сгоревших железных коробок, еще недавно бывших новенькими немецкими танками и бронетранспортерами.
Это был жаркий день под палящим солнцем, когда запах пороховой гари смешивается со сладковатым запахом сгоревшего тротила, и весь этот «аромат» перебивает вонь горелой человеческой плоти и жирной бензиновой копоти. На зубах скрипит пыль и песок, во рту пересохло, и ты смотришь воспаленными глазами на то, как сражаются твои бойцы, которых ты учил быть победителями. Ты понимаешь, что сегодня у них самый строгий экзамен, да и у тебя тоже. А те, кто незваным пришел на нашу землю с оружием в руках, сегодня умирают один за другим, и это тоже правильно.
И вот наступил тот момент, когда воздушная разведка доложила о том, что немцы полностью «выложились» и не собираются больше атаковать, а от мощного бронированного кулака остались жалкие ошметки. Тогда я, немного поколебавшись, бросил вперед находившиеся в резерве механизированные и танковые бригады, чтобы окончательно смять и опрокинуть растерянного и деморализованного нашим отпором врага, чтобы на его плечах пойти дальше к Полтаве, окончательно отрезая группу армий «Юг» от основных немецких сил.
К концу дня все было кончено. Бросая технику и тяжелое вооружение, остатки вражеской армии спешно отступали по тому же пути, по которому они шли сюда. Но только теперь это была не армия с весело шагающими солдатами и пылящей рядом с ней по шоссе боевой техникой, а оборванные, грязные и насмерть усталые пехотинцы, которые из-за отсутствия транспортных средств были вынуждены пешедралом идти на запад.
9 июля 1942 года, утро. Сумы. Аэродром рядом с городом. Эрнест Миллер Хемингуэй, журналист и писатель
Как это часто бывает в России, все произошло неожиданно и стремительно. Еще вчера днем я находился в Москве, пытаясь выяснить, когда состоится моя следующая поездка на фронт, а уже к вечеру меня захватил вихрь событий, связанный со срочным выездом куда-то на восток Украины, где русские еще раз хорошенько вломили гуннам. Как говорят наши русские коллеги, эту поездку на фронт в ГлавПУРе (так называется главный пропагандистский орган в военном ведомстве у русских) организовали только потому, что там получили хороший нагоняй с самого верха. Мол, гусь – птица ленивая, пока не пнешь – не полетит.
Компанию русские собрали самую пеструю. Были такие же, как я, корреспонденты американских газет, несколько раздраженные новым успехом русских – ведь у наших парней на Тихом океане дела шли из рук вон плохо. После того, как пал Перл-Харбор, джапы уже, образно говоря, стояли у ворот нашего Западного побережья, и под угрозой их вторжения оказались Лос-Анджелес, Сан-Франциско и Сиэтл.
Правда, у застрявших в Москве британских корреспондентов, которые составляли другую часть нашей компании, дела шли еще хуже. У них уже не было самой метрополии, в которой произошел государственный переворот, и король Георг с помощью русской разведки едва успел унести ноги из Лондона. Теперь та Британия, что на островах, имеет нового-старого монарха, премьера и куцый парламент, а также формально является союзником Гитлера и врагом Объединенных Наций. Соответственно, застрявшим в Москве корреспондентам некуда посылать свои материалы.
Но британцы не унывают, потому что их колониальные администрации в Египте, Ираке, Персии, а также доминионы Индия, Австралия и Канада не признали законность произошедшего в Лондоне переворота и до сих пор считают своим королем свергнутого в Англии Георга VI. Среди моих соотечественников ходят упорные слухи о том, что канадские власти, сами по себе настроенные пронацистски, не стали признавать новую власть в Лондоне только потому, что наш Фрэнки пригрозил им немедленным военным вторжением.
Ознакомительная версия. Доступно 17 страниц из 81
