Дело в том, что, как мы уже отмечали, от реки Альты до Киева приблизительно 80 км. Теперь представьте, сколько времени должны были везти истекающего кровью князя в такую даль на телеге? И как он при этом остался жив?
Нереально. Поэтому версию о том, что Святополк лично увидел еле живого Бориса и велел его добить, отбросим за несостоятельностью.
Вторая версия тоже, мягко говоря, не совсем логична. Допустим, люди Святополка действительно не заметили, что Борис каким-то чудом остался жив, и замотали его в шатровую ткань. Проглядели. Не разобрались. Дилетанты.
Допустим, что позже они обнаружили – князь жив. Но на кой ляд им слать тогда гонца к Святополку и докладывать об этом, если у них было четкое указание киевского князя: «Не поведуче никомуже, шедше, убийте брата моего Бориса»? (Лаврентьевская летопись) Подобная пересылка гонцами могла затянуться, и израненный князь просто истек бы кровью без всяких варягов. Единственное, что можно предположить убийцы сами и без всяких указаний свыше добили Бориса, когда увидели, что он еще жив. В противном случае данный пассаж является бессмыслицей.
В том же, что здесь оказались замешаны варяги, нет ничего удивительного, ибо Титмар Мерзебургский, рассказывая о Киеве, отметил, что этот город «более всего силами стремительных данов противостоял весьма разорительным набегам печенегов, побеждал также и других». Кого подразумевал автор под данами, мы думаем, пояснять не нужно. Поэтому нет ничего удивительного в том, что Святополку могли служить и осевшие в Киеве варяги.
Что же касается нашего мнения относительно того, добивали ростовского князя скандинавы или нет, то мы считаем этот абзац позднейшей вставкой, с целью показать злобную сущность Святополка. Как будто и того зла, что уже случилось, было недостаточно.
Однако существуют документы, которые пусть и косвенно, но опровергают версию об убийстве Бориса двумя варягами. В Тверской летописи рассказывается о том, как Святополк увидел еще живого Бориса, а затем велел скандинавам его добить. Зато потом с телом убитого князя произошла очень странная вещь: «И привезшее на Днепр, вложиша его въ лодию, и приплувше съ ним подъ Киевь; Киане же не приаша его, но отпнухуша прочь. И привезшее тело его тай, положиша у церкви святаго Василия, въ Вышегороде, въ землю погребоша».
Ситуация получается такая – убийцы привезли тело ростовского князя в Киев, но местные жители отказались его принять. В итоге Бориса отвезли в Вышгород, где и похоронили около церкви – хотя, как князя, должны были захоронить в храме.
Что касается киевлян, то их реакция понятна и объяснима, поскольку им теперь следовало реабилитироваться перед новой властью за свою нелюбовь к ней. Любыми способами. Непонятно другое – где и когда мог Святополк увидеть, что Борис еще жив, и дать варягам приказ его добить?
В Киеве? Так убийц туда не пустили, а это значит, что и Святополка там не было.
В Вышгороде? Но тяжко раненный князь не дожил бы до встречи с кузеном, скончавшись по дороге.
Может быть, Святополку не терпелось убедиться в гибели конкурента и он помчался навстречу печальной процессии? Тоже не вариант.
Остается признать, что никаких варягов не было и никто Бориса не добивал. Но это наше личное мнение.
Итак, в течение девяти дней Святополк утвердился на киевском столе. Владимир умер 15 июля, а Борис погиб 24 июля, и где-то в этот промежуток времени от ростовского князя ушла киевская дружина, а сын Ярополка воспользовался сложившейся ситуацией. В том, что он достаточно быстро узнал о том, что Борис распустил войска, нет ничего удивительного, ибо желающих выслужиться перед новой властью всегда достаточно. Могли прямо с Альты погнать коней в Киев и доложить обстановку новому претенденту на трон. А тот и отреагировал соответствующим образом.
Но теперь перед Святополком встал закономерный вопрос: что делать дальше? Ибо на севере сверкала мечами варяжская дружина Ярослава, а новгородцы, скалясь, поигрывали топоришками. На юге, в Тмутаракани, правил бесстрашный Мстислав, брат Ярослава по матери и отцу, который постарался бы прийти на помощь старшему брату. Под боком у Киева, в Древлянской земле, засел сын Владимира, Святослав, и как он себя поведет в дальнейшем, было непонятно. А на северо-востоке Руси – князь Глеб, брат Бориса. Вполне возможно, что в данный момент он не только княжил в Муроме, но и выполнял функции наместника в Ростовском княжестве, пока Борис подвизался в Киеве. А если так, то и сила за ним стояла большая.
Вот это больше всего и тревожило Святополка, поскольку он прекрасно понимал, что смерти брата ему Глеб никогда не простит. «Святополк хотя обрадовался убийству Бориса, но немало опасности и беспокойства в мыслях его осталось, чтоб Глеб, как единоутробный брат Борисов, не пришел на него с войском, которому могут другие братья помогать, и начал мыслить, как бы убить Глеба» (В. Н. Татищев). Действительно, в летописных сводах достаточно четко проходит мысль о том, что следующей жертвой Святополка должен был стать молодой муромский князь: «Се убихъ Бориса; како бы убити Глеба?» (Новгородская I летопись младшего извода). Вопрос не праздный, ибо за Глебом сейчас стояла вся Северо-Восточная Русь. И достать его там было очень непросто.
Согласно летописным свидетельствам, Святополк от своего имени отправил письмо Глебу, где сообщал о том, что Владимиру стало плохо и он призывает сына к себе: «Поиди вборзе, отець тя зовет, и нездравить ти велми» (Новгородская I летопись младшего извода). Трудно сказать, почему Глеб согласился. Ведь Святополк должен был сидеть в порубе, а не находиться около отца. Но, с другой стороны, находясь в муромской глухомани, «за лесами на полночь» от стольного Киева, Глеб мог и не знать всей подоплеки событий, происходивших в столице. Ни в летописях, ни в зарубежных источниках не говорится о том, когда Святополк был взят под стражу. Вполне возможно, что это произошло незадолго до смерти Владимира. Зато Глеб знал другое – после отца Святополк в роду старший и по закону именно ему сидеть на златом киевском престоле. Поэтому ничего подозрительного молодой князь в подобном письме не увидел. И отправился в Киев.
Вопрос в другом – каким образом Глеб оказался у Смоленска? Ведь если он отправился в путь из Мурома, то гораздо логичнее было бы спуститься по Оке в район современного Курска, там волоком до Сейма, а затем по этой реке мимо Чернигова до Днепра. Быстро и без проблем. Но Глеб каким-то непонятным образом оказывается на речке Смядыне под Смоленском, который находится значительно севернее. Как это ни покажется странным, но муромский князь отправился в Киев по Волге.
Этот факт отмечают практически все летописные своды. Вот что сообщает об этом Новгородская I летопись младшего извода: «Глебъ же въборзе въседъ на коне, с маломъ дружины поиде: бе бо послушливъ отцу и любимъ отчемь. И пришедшю ему на Волгу на коне, и потъчеся конь во рве, и наломи ногы мало; и прииде къ Смоленьску, и поиде от Смоленьска, и яко близъ бе место строино, и ста на рекы на Смядыне в кораблици». Примерно такая же информация содержится и в остальных летописях. Глеб приходит на Волгу – а в результате оказывается под Смоленском. И как это понимать?
