В данном случае проще всего в лучших традициях «новомодных» псевдоисториков объявить всех русских летописцев фальсификаторами и выдвинуть какую-либо необычную «теорию». Или сделать чудное «открытие». На наш взгляд, заниматься подобной ерундой – это себя не уважать. Потому что любой исторический факт имеет свой объяснение. В том числе и этот.
Как следует из летописного текста, Глеб с малой дружиной пришел на Волгу, где его конь упал в ров и сломал князю ногу. После этого несчастного случая дорога верхом князю заказана, и потому остается только один путь – по воде. Поэтому удивляться тому, что Глеб плыл в насаде, не приходиться, все понятно и логично. Причем сам факт того, что с муромским князем приключилась эта напасть, находит неожиданное подтверждение. Вот что об этом сообщает Тверская летопись: «Он же вборзе и вмале болярь вседе на конь поиде; и пришедшу ему на Волгу, на усть реки Тьми, на поли подчеся под нимъ конь во рве, и надломи ему ногу мало; и на томъ месте ныне монастырь Бориса и Глеба, зовомый Втомичий; онъ же вседъ въ насадъ, поиде Волгою, и яко приде къ Смоленску и поиде от Смоленска въ кораблеци, яко зримо едино, и ста на Смядыни».
Летописец конкретно указывает на то место, где князь сломал ногу, и отмечает, что в память об этом здесь был построен монастырь. У нас опять нет оснований отвергать это свидетельство, потому что все, что было связано с памятью братьев-князей на северо-востоке Руси, четко фиксировалось. Примером здесь может служить церковь Бориса и Глеба в Кидекше, которая, по преданию, была построена на том месте, где братья виделись в последний раз.
Итак, можно с уверенностью говорить о том, что там, где река Тьма впадает в Волгу (недалеко от Твери), князь Глеб сломал ногу и был вынужден отправиться в Киев по воде. Другое дело, почему он оказался так далеко от Мурома, ведь не собрался же действительно ехать из своего удела на юг через Смоленск! Но и в этом случае все не так уж и сложно, как может показаться на первый взгляд. В летописях ни слова не говорится о том, где молодой князь получил письмо Святополка и откуда отправился в путь. Это необязательно должно было произойти в Муроме. Обратим внимание вот на что – в данный момент Глеб оказался единственным представителем княжеской семьи на северо-востоке страны, поскольку ростовский князь Борис уехал к отцу в Киев. Вполне возможно, что теперь именно Глеб становится официальным представителем власти не только в Муромском, но и в Ростовском княжестве. Поэтому есть большая вероятность того, что князь не просто так оказался в этом отдаленном районе, вполне возможно, что туда его привели неотложные дела. Тех же язычников к порядку призвать.
Мы не знаем, как бы добирался Глеб до Киева, будь он в полном здравии, но обстоятельства заставили его действовать именно так, а не иначе. Но предположить, каким маршрутом князь добирался до Смоленска, можем. Как мы помним, летописцы конкретно отмечали, что людей с Глебом было немного, соответственно, и судно, на котором он отплыл, было невелико. Его называют то «кораблиц», то насад, то ладья. Не суть. Главное, что не драккар или боевая ладья.
А маршрут был таков – сначала по Волге до места впадения в нее реки Вазузы. По Вазузе до ее истоков. От истока Вазузы до речки Халхиты в наши дни около трех километров, маленький насад перетащить волоком не проблема. В этом случае даже князь, переложенный на носилки, не является большой обузой. Из Халхиты в реку Вязьму, из Вязьмы в Днепр. А там уже и до Смоленска рукой подать.
Вот примерно так это могло выглядеть, однако это лишь наша версия развития событий.
Другой принципиальный момент: как Святополк мог узнать о том, что Глеб пойдет именно к Смоленску, а не по Оке? Да никак, поскольку предположить, что муромский князь сломает ногу, не мог никто. Если убийцы и ждали Глеба, то явно не в Смоленске. Но все случилось именно там.
Здесь мы снова вступаем в область предположений и допущений.
Мы знаем, что Святополк ожидал прихода Ярослава с варягами и тщательно к этому готовился. Надо думать, что сын Ярополка прекрасно понимал все значение Смоленска в предстоящей кампании и поэтому просто обязан был принять меры к тому, чтобы этот важный стратегический пункт остался за ним. В городе должен был находиться отряд верных киевскому князю людей, во главе которых стоял человек, лично преданный Святополку. Возможно, что это и был «Оканьный же посланый Горясеръ» (Лаврентьевская летопись). Из той же вышгородской своры.
Поэтому, когда насад Глеба оказался у устья Смядыни, Горясер действовал самостоятельно, не пересылаясь гонцами со Святополком. Хотя могло быть и так, что судно муромского князя заметили гораздо раньше, а потому успели снарядить гонца в Киев, который и привез соответствующие инструкции. Трудно сказать что-либо определенное.
Та же самая проблема с предупреждением, которое Ярослав отправил Глебу: «Отець ти умерлъ а брат ти убиенъ от Святополка» (Новгородская I летопись младшего извода). Только если это сообщение принимать за истину, то получается несуразица – сестра Предслава шлет весть старшему брату в Новгород о тех кровавых событиях, которые разыгрались на юге Руси. С этим моментом все понятно. Но и Ярослав тоже не мог знать, каким путем пойдет Глеб в Киев, а потому вряд ли мог предупредить брата. Значит, говорить о том, что новгородский князь предупредил муромского, не будем, а просто констатируем тот факт, что именно под Смоленском Глеб узнал о смерти отца и гибели брата.
Все летописные своды единодушно утверждают, что это известие стало страшным ударом для молодого человека, вследствие чего он просто не смог адекватно оценить ситуацию: «Се слышавъ, Глебъ възпи велми съ слезами, плачася по отци, паче же по брате» (Лаврентьевская летопись). Мало того, душевные муки усугубились страданиями физическими, поскольку сломанная нога давала о себе знать. На этот факт как-то не обращают внимания. Татищев приводит поистине бесценную информацию, которая помогает прояснить смысл дальнейших событий: «И хотя его служители прилежно уговаривали возвратиться и в страх себя не отдавать, и если хочет мстить смерть брата своего, то б, согласясь с братьями, собрав войска, пошел на Святополка. Но он в такой тяжкой горести и печали был, что не мог того терпеть и сказал: «Будет со мною воля Божия, что хочет, то и учинит. Но я лучше желаю с отцом и братом умереть, нежели жить в тяжкой печали и беспокойстве, ибо не может дух мой снести, ни тело терпеть таковые тяжкие болезни».
Картина достаточно ясная – Глеб был буквально раздавлен смертью отца и брата, а также беспомощен физически, поскольку переломанная нога причиняла ему жуткую боль. Перед лицом смертельной опасности князь оказался беззащитным в самом полном смысле слова. Даже на миниатюре Радзивиловской летописи, которая изображает его убийство, все остальные участники событий либо сидят в насаде, либо стоят. И лишь Глеб полулежит. У князя просто нет сил, чтобы взять в руки меч и умереть в бою. В итоге то, что произошло на Смядыне, по своему цинизму превзошло трагедию на Альте…
…Насад муромского князя стоял в устье Смядыни. Глеб, совершенно измученный болезнью, лежал на ковре, который ему расстелили на носу судна. На берегу подремывали гребцы, о чем-то шушукались ближние бояре, а вдоль реки, свалив в кучу мечи, щиты и доспехи, слонялись, маясь от безделья, гридни. Толстяк повар колдовал над медным котлом, помешивая черпаком дымящееся варево. Внезапно идиллия взорвалась громкими криками перепуганных дружинников. С Днепра в Смядынь входила боевая ладья, битком набитая вооруженными людьми, один из которых сжимал стяг Святополка с изображение двузубца. Гребцов как ветром сдуло с теплой травки, они бросились в насад и стали торопливо разбирать весла. Схватив в охапку мечи и кольчуги, бежали по сходням гридни, переваливаясь с боку на бок, семенили по берегу два тучных боярина. Но насад уже отходил, корабельщики отталкивались шестами от берега, и те, кто не успел на него запрыгнуть, бросились наутек к ближайшему лесу.
