обычно так и поступаете. Почему ты просишь для нее?
– Благотворительность, – пояснил Романте. – Дама в беде, рука помощи и все такое.
Корриган снова задумалась.
– Ты просишь три вещи, – наконец сказала она и подняла руку, на которой было только четыре пальца и каждый – с четырьмя фалангами; женщина принялась загибать пальцы, складывая их пополам: – Чтобы я расколдовала ее пиво, сняла проклятие с ее людей и не вредила ее пивоварне.
– Да, сеньора.
– Но взамен ты даешь только две: она закопает эту дрянь и не будет красть.
– Закопает траншею, не будет брать вашу воду и не станет ее загрязнять. Получается три вещи за три. Это справедливый обмен.
Корриган поджала губы:
– Она всего лишь исправит то, что сама испортила. Так что это две вещи за три. Если хочешь получить три – дай мне еще одну.
– Какую?
– Черт побери! – прошипел Саварелли. – Нельзя у них спрашивать!
Женщина чарующе улыбнулась:
– Можешь дать мне себя. Только один раз, на эту ночь. Три вещи за три.
Ее рубашка вдруг стала прозрачной, и Элио густо покраснел. Хотя Бреннон сразу же заметил, что ноги прекрасной дамы почему-то заканчиваются ниже колен. Там не было ничего, кроме туманной дымки.
– Я расколдую ее пиво, отпущу души ее людей, оставлю в покое ее завод. А ты заставишь ее зарыть траншею, не трогать мою воду и станешь мне мужем на эту ночь. Три вещи за три.
– Нет, сеньора, я еще слишком молод для брака, – ответил джилах, старательно глядя в пол. – Но вы можете дать мне испытание. Если я его пройду, то мы посчитаем его как третью вещь для трех. Обмен?
– Ладно, – ответила корриган и весело, заливисто засмеялась. – Если доживешь до утра – то я сделаю то, о чем мы договорились. Обмен!
Она хлопнула в ладоши и исчезла. Романте, комиссар и кардинал принялись настороженно озираться в поисках подвоха. Но пока ничего подозрительного не происходило – за исключением каких-то странных звуков, которые доносились со двора, где стояли будки с псами. Сначала это было испуганное поскуливание, затем – непонятный треск и скрежет, который быстро прекратился.
– Не нравится мне это, – тихо сказал Бреннон и вытащил из кобуры револьвер.
Элио сделал то же самое и напряженно вглядывался в темноту, хотя и без особой паники, поскольку оружия на нем было больше, чем одежды. А потом Натан различил в полной тишине звериное сопение и другой звук – мягких прыжков, словно по заводу мчалась стая крупных животных.
В этот же миг Романте переменился в лице, а Саварелли взревел «Volare me![24]» и сгреб комиссара за шкирку, как щенка. Они вдвоем взмыли к потолку, где приземлились на массивную балку. Точнее, кардинал бросил туда Бреннона, который сам кое-как вскарабкался на балку и вцепился в нее обеими руками, в ужасе глядя, как стая огромных псов разрывает внизу Элио…
– Кхм! – недовольно послышалось с другой балки, перекрещивающейся с той, где свили гнездо его преосвященство и Натан, который с облегчением понял, что собаки рвут сюртук и шляпу юноши.
– Шпионить и подглядывать – нехорошо, – сказал джилах, строго глядя на старших по званию.
– Мы следили за вашей безопасностью!
– Спасибо, – с холодком ответил юноша, – теперь мы в ней по самые уши. – И посмотрел вниз.
Неестественно огромные псы с горящими красными глазами и оскаленными пастями кружили под балками, жадно глядя на добычу и рыча. На пол капала слюна и пена.
– Что будем делать? – спросил кардинал.
– Ну, поскольку дама, с которой общался Элио, поставила только одно условие – чтобы он пережил эту ночь, то, полагаю, мы можем просто сидеть…
Один из псов подпрыгнул. Его попытка взлететь не удалась, но клыки щелкнули буквально в паре футов от ноги комиссара. Натан опасливо поджал ноги.
– А что, если поутру зверюги бросятся на заводских рабочих? – с укором сказал Саварелли. – Или того хуже – разбегутся по деревне и городу и начнут жрать всех подряд?
– Motus, – произнес Элио и указал на двери.
Тяжелые дубовые, окованные металлом створки захлопнулись, отрезав свору от внешнего мира. Но собаки не обратили на это внимания: единственным предметом их желаний были трое людей под потолком завода.
– Его преосвященство прав, – сказал джилах. – Если никто из вас не сможет расколдовать собак, то их придется перебить.
Бреннон взглянул на кардинала, но тот покачал головой.
– Ладно. – Комиссар проверил револьвер. – Не хотелось бы, но придется.
– Стойте! – крикнул Романте. – Уговор с корриган заключил я. Если вы вмешаетесь, она может посчитать это обманом.
– Но…
– Если что – бросите мне револьвер, – заявил юноша, шепнул заклятие левитации и указал на лопату, что валялась в куче инструмента.
Лопата влетела в руки Элио, и он, оседлав ее, как ведьма метлу, ринулся вниз.
– Ну и молодежь пошла, – пробормотал Бреннон.
Джилах пронесся над сворой псов, и она разделилась: четыре самые упорные (или оптимистичные) собаки остались караулить Бреннона и кардинала, а шесть с ревом и лаем помчались за Романте. Он описал по заводу полукруг и на развороте дважды выстрелил в псов. Одно животное взвизгнуло и упало: пуля угодила ему в глаз и разнесла полчерепа, но другой выстрел был неудачным и только оторвал второму зверю кусок уха.
– Сколькизарядный у него револьвер? – быстро спросил комиссар.
– Для обычных пуль – два стандартных шестизарядных, для «архангелов» – тоже два на шесть патронов.
– Почему вы не дали ему восьмизарядный?
– Он для Элио пока еще слишком тяжелый, – со вздохом признал его преосвященство.
Бреннон взглянул вниз. Псов осталось девять.
Джилах тем временем кружил под потолком, вынуждая собак задирать морды вверх и подставлять глаза для обстрела. В этот раз он прицелился точнее и свалил еще одну тварь. Падая замертво, псы тут же превращались в обычных животных и вроде бы становиться нежитью не собирались, что уже несколько обнадеживало.
Элио пронесся над сворой еще раз, и один пес так высоко подпрыгнул, что зацепил лапами полотно лопаты. Она завалилась набок, и юноша с криком едва удержался от падения, а потом вскрикнул еще раз. Он взлетел под самый потолок, а на полу осталась красная лужица.
От вида и запаха крови псы совсем обезумели. Сначала они кинулись на лужицу, и за лакомство тут же завязалась драка. Пока животные рвали друг друга, Романте пристроился на балке, сунул в кобуру револьвер и, удерживая одной ногой лопату, закатал штанину на другой. Над узким ремешком, которым к голени был пристегнул нож, виднелся след от укуса, к счастью, неглубокого. Элио оторвал рукав рубашки, одним куском ткани заткнул рану, а второй затянул как повязку сверху.
– Как ты? – спросил Бреннон.
– Нормально, – буркнул юноша.
Псы опять сгрудились под балками. Там, где пролилась человеческая кровь, осталось лежать разодранное собачье тело. Элио снова вытащил револьвер и выстрелил. Звери шарахнулись в стороны, но их опять стало на одного меньше.
Однако теперь-то твари наконец решили проявить больше осторожности. Они рассредоточились по просторному помещению и скалили клыки из темных углов. Глаза животных горели как угли, но Романте, хоть и поднимал револьвер несколько раз, не решался на выстрел.
– Давайте мы их отвлечем… – начал Бреннон.
– Сидите тихо и не мешайте, – довольно грубо оборвал его юнец. – Сорвете уговор – и она напустит на деревенщин еще чего похуже пива с уриной и заколдованных псов.
Он вновь оседлал лопату и так резко сорвался вниз, что даже собаки не сразу поняли, насколько добыча близка. Элио пронесся едва ли не перед их мордами и дважды выстрелил. Голова одного
